Бремя наследия

Темникова Алиса

— Неплохо. Запеканки у тебя получаются шикарные, я не могу это пропустить. Принесёшь мне сюда мою порцию, я сам пока вряд ли встану. Клаэс, я настоятельно рекомендую и тебе попробовать.

Во время ужина Иероним казался Клаэсу подавленным, периодически Андер ловил на себе его сосредоточенный взгляд, будто бы Штольберг хотел обратиться к нему, но по какой-то причине не решался этого сделать.

Вернувшись в свою спальню, Клаэс застал там всё то же полчище крыс, но разбираться с ними не было желания. Грызуны вели себя прилично, ничего не испортили и пределов комнаты не покидали. Уже засыпая, Клаэс вновь стал думать об Игоре, о спортивном зале, где он играл в футбол, о его друзьях из детского дома. Их, оказывается, было очень много. И ровесники, и старшие

ребята, и воспитатели любили Игоря, он к каждому умел найти подход и расположить к себе. Мальчик рос общительным, дружелюбным и амбициозным. Его шутки всегда были самыми смешными, идеи для игр — самыми интересными. С раннего детства Игорь понимал, что он отличается от всех остальных, но сумел полностью взять под контроль особенности своего мышления, и использовал их в личных интересах. Он никогда никому не вредил, не пакостил и не увлекался слишком сильно умением манипулировать, лишь самую чуточку регулируя настройку чужих симпатий по отношению к себе. Игорь обозначил чёткие границы, которые не стоит пересекать, и в минимальной мере способствовал обеспечению комфортного существования в социуме. Он понимал, что никто другой о нём не позаботиться. Мама умерла при родах, бабушка уже была очень старенькой и не смогла бы забрать к себе, а вскоре умерла. От неё даже осталась ныне принадлежащая Игорю квартира где-то в Саратове. Об отце он так ничего и не узнал, хотя пытался в последствие сделать это, долго рассматривая мамину фотографию в надежде увидеть что-то через неё. Вполне вероятно, что отец и не догадывался о его существовании, их связь с мамой была непродолжительной и ни к чему не обязывающей. Но Игорь вполне довольствовался и детдомовской жизнью. Не всегда удавалось наесться досыта, одежда зачастую доставалась не по размеру, зато у него был авторитет среди сотоварищей по сиротской доле. До семи лет он считал себя счастливым и свободным, впереди были сказочные перспективы, он мог бы стать кем угодно и в любой сфере достиг бы успеха, если бы того пожелал. Игорь мечтал поскорее повзрослеть, обрести самостоятельность и независимость, путешествовать, пробовать себя в разных профессиях, знакомиться с новыми людьми, влюбиться… Но однажды директор приюта пригласил его к себе и сообщил, что он выбран неким человеком для усыновления. Сама по себе подобная новость не огорчала Игоря, он прижился бы в любой семье и убедил бы полюбить себя, но при первой встрече со Штольбергом ему всё стало понятно. Все надежды на будущее рухнули.

Сперва Игорь отказывался верить, что уже никогда и ничего не увидит кроме владений Иеронима. Он не мог принять участь домашнего питомца, пытался сбегать, перелазил забор, раздирая ноги и руки о колючую проволоку. Потом Игорь злился, скандалил и проклинал своего похитителя, даже лез на него с кулаками, пинался и угрожал зарезать Иеронима во сне. Вскоре бессильная ярость его поутихла, он пытался торговаться, обещая вести себя примерно, если его хотя бы иногда будут выпускать прогуляться в город, но это категорически запрещалось правилами содержания Образцов. Затем был затяжной период крайней степени депрессии, сильно подорвавшей его и без того слабое здоровье. Он не вставал с кровати, ни с кем не контактировал, отказывался от еды и воды, надеясь уморить себя голодом, но и из этого ничего не вышло. Со временем Игорь смирился и стал покладистым, но гнев его никуда не делся, он лишь сделался безмолвен и уже не проявлял себя публично. Он презирал Марину, Артура и Надю за их покорность, а Штольберга ненавидел, сознавая при этом, что созданные им условия вполне терпимы в сравнении с теми, в которых оказывается преобладающее количество Образцов.

Душа Игоря полна противоречий. Он и сам порой не знает, как к себе относиться. Иногда собственные помыслы страшат его. Если бы его действия не были ограничены пристальным надзором Штольберга — неизвестно, что он натворил бы на пике своих возможностей. Игорь не очень-то осуждает действия убийцы и по большей части считает его своим единомышленником, гипотетическим союзником и надеждой на вызволение из плена. Он, впрочем, и не старается это скрывать. Игорю не хотелось бы лишать кого-либо жизни, но в основном это связано с опасением за собственное здоровье. Он умеет оценивать риски. Несмотря на демонстративное нахальство, Игорь побаивается своего «отца», и это вполне разумно. Если тот вдруг решит сменить воспитательную тактику и от пряника перейдёт к кнуту — никто не остановит его. Игорь целиком и полностью принадлежит Штольбергу и Базе. Иероним на протяжении всей их совместной жизни ни разу не злоупотреблял своей властью. Углубившись в анализ их взаимоотношений, Клаэс всё же не увидел ни единого намёка на хотя бы малейшую симпатию к Иерониму со стороны Игоря. Если ему доведётся стать очевидцем смерти Штольберга — он не ощутит грусти. Где-то глубоко-глубоко в душе Игорь при этом испытает пассивную радость.

Клаэс расценивает это как тренировку. На этот раз не ощущает каких-либо негативных последствий от посещения чужого разума. Сердцебиение почти не участилось, даже голова не кружится. Сочтя себя готовым, он сосредотачивается на Емельяне Мечникове.

Детектив специально

не засыпал, выкуривая сигареты одну за одной и каждые полчаса ставя на плиту турку с новой порцией кофе. Без коньяка на этот раз. Он хотел сохранить ясность мысли. Емельян был уверен, что Коля, где бы он сейчас не был, непременно предпримет очередную попытку связаться с ним, и ждал. Ближе к трём часам ночи начало непреодолимо клонить в сон. В итоге Мечников всё же утратил контроль над своим организмом и пересёк черту царствия Морфея. Он очутился в квартире Андреевых, на кухне. Было темно, но Емельян безошибочно узнавал обстановку. У окна стоял силуэт, в котором с трудом угадывались черты Коли.

— Ты настоящий? Или снишься мне?

— Я настоящий. И я вам снюсь, — спокойно отвечает Клаэс. — Вы вряд ли поймёте, но в разум спящего человека проще попасть.

— Выходит, я мешал тебе меня навестить, заставляя себя не спать?

— Ничего страшного.

— Ты мёртв?

— Нет.

— Я знал. А по официальной версии – мёртв. Ты в курсе?

— В курсе.

— Цепь существует? Ты сейчас там? Где это находится?

— Я не знаю, на Базе я ещё не был.

— База? Как ещё при тебе называли это место?

— Это не имеет значение. Я не для этого пришёл.

— Так где же ты?!

— Не нервничайте, пожалуйста, это мешает. Вы уже бывали там, где меня сейчас держат.

— Ты у Штольберга?

— Да. Но я очень прошу вас больше сюда не приходить, вы только подвергните себя опасности. Насколько я понимаю — Базы существуют не сами по себе, они связаны с правительством, их нельзя разоблачить или как-то воспрепятствовать. Вас просто убьют, как ненужного свидетеля. Вы же и сами это понимаете. Но вы можете мне помочь. Помните, я называл вам имя? Я забыл его. О ком я говорил?

— О Серафиме Лазаревой. Я узнал о ней всё, что мог. Она живёт здесь со своей матерью — Анастасией. Родом они из посёлка, я ездил туда, нашёл их старый дом, но он теперь принадлежит другим людям. Лазаревы продали его десять лет назад и переехали в город. Раньше с ними жила бабушка Серафимы, но она умерла за пару месяцев до переезда. Я поговорил с соседями. Близких друзей у семьи не было, но всё же мне удалось выяснить кое-что странное. Настя сбежала из дома в возрасте четырнадцати лет. Её мать на этой почве немного повредилась рассудком. А три года спустя Настя вернулась с новорождённой Серафимой на руках. Одной их соседке казалось, что это была не Настя, а другая девушка, выдававшая себя за неё, пусть и очень похожая.

— Серафима… — Задумчиво повторяет Клаэс имя, которое будто слышит впервые, и ничего не может вспомнить о его владелице. — Я встречался с ней. Это она убила моего брата, потому что он пытался помешать ей казнить людей. И меня она почти убила, я отказался ей содействовать. Подумайте о ней. Я должен увидеть её лицо.

Емельяну не приходится лишний раз объяснять что-либо, он в нужной мере сконцентрирован и в то же время расслаблен, чувствовать его легко. Он накануне заезжал в школу, в которой учится Серафима, и наблюдал за её классом, занимающимся физкультурой на спортивной площадке во дворе. Среди нескольких десятков подростков Клаэс осознанно выделяет черноволосую худенькую девочку, играющую в волейбол. Она оборачивается к нему, и реальность вдруг искажается, вместо лица девочки Андер видит нечёткий овал ряби серых телевизионных помех. В следующее мгновение изображение полностью поглощает тьма, а из неё выныривает пара чёрных когтистых рук и мёртвой хваткой вцепляется в горло Клаэса. Он слышит свой сдавленный, хрипящий стон и чувствует, что задыхается. Острые когти вонзаются в его шею.

— Проснись!

Кто-то несколько раз сильно хлещет его по щекам. Клаэс распахивает глаза и, хватаясь за грудь, делает жадный глубокий вдох. Всё тело его содрогается, будто при сильном ознобе. Рядом, на кровати сидит нависший над ним Игорь и трясёт Клаэса за плечи. Он уже заносит руку для очередной пощёчины, но Андер перехватывает его тонкое запястье.

— Что случилось?! — Игорь выглядит встревоженным. — Ты видел её?!