Бремя наследия
Шрифт:
Проекция лаборатории рассеивается, и Клаэс оказывается в слепящем белоснежном НИЧТО. Глаза быстро привыкают. Андер растерянно осматривается по сторонам, но ни в одном из направлений не видит конца. Вдруг кто-то едва ощутимо толкает его в спину, над ухом вновь раздаётся смех Игоря. Клаэс оборачивается и видит в метре перед собой единственное окно на бесконечной белоснежной стене. Он подходит ближе и кладёт ладони на стекло. Ему точно известно, что по ту сторону за ним наблюдают, сам же Клаэс видит за окном лишь непроглядную тьму. Крепко сжав кулаки, Андер несколько раз стучит по стеклу, но тщетно.
— Следующая. — Звучит неизвестно откуда голос Иеронима, и он настолько громок, что Клаэс жмурится
Открыв глаза, он вновь видит перед собой лабораторию.
«Ну же, не бойся, ты мне не навредишь».
Клаэс переводит озадаченный взгляд на Игоря, он по-прежнему улыбается, но выглядит ещё хуже. Лоб его покрылся испариной, белки глаз покраснели, руки дрожат. Это свидетельствует о том, что ему крайне тяжело удерживать оборону, он почти на пределе. Если у Клаэса и получится, то исключительно из-за того, что у Игоря иссякнут внутренние резервы.
— Следующая.
Пространство по сторонам утрачивает чёткость, расплывается, преображаясь в неясную смазанную кляксу и образуя узкий коридор между ними. Клаэс пытается посмотреть в сторону, но не может, его взгляд прикован к расширившимся зрачкам Игоря. Вскоре он погружается в них целиком, а за ними вспыхивает уже привычный свет, и вот перед Андером снова знакомое окно. Чем сильнее проявляется упорство взломщика – тем больше усилий приходится прилагать, чтобы удерживать его. Это отнимает слишком много жизненной энергии, которой в Игоре и без того осталось мало. Клаэс отчётливо понимает это. Он чувствует, как стекло начинает вибрировать под его ладонями. Игорь испытывает при этом вполне реальную боль. Она сравнима с ощущением сильнейшего давления под прессом, будто ты оказался в замкнутом кубическом помещении, пространство которого постепенно сужается. Вот ты уже не можешь ни шевельнуться, ни сделать вдох, кости хрустят и ломаются, рёбра пронзают лёгкие. Клаэс чувствует это тоже, но не на себе, а через Игоря.
Вдруг на стекле под пальцами Андера появляются трещины. Они стремительно расползаются, начинают откалываться и осыпаться мелкие осколки. На рефлекторном уровне, почти бессознательно, Клаэс замахивается и наносит удар.
Андер широко раскрывает глаза, чувствуя призрачное, слабое подобие взрывной волны и слыша звон разбитого вдребезги окна. Слово Игоря — «экзекуция». В это же мгновение глаза Игоря закатываются, и он с грохотом падает со стула. Артур оперативно реагирует и переносит Игоря на операционный стол. Затаив дыхание, он с обеспокоенным видом считает пульс на тонкой шее, Иероним же невозмутимо наблюдает за происходящим и ждёт оглашения результатов.
Клаэс оцепенел. Он совершенно не чувствуют какую-либо энергию, которая должна исходить от тела Игоря. Постепенно приходит осознание гипотетически совершённого убийства.
— Но… Он же сказал, что я ему не наврежу...
— Он не д-д-дышит.
Даже эта новость не выводит Иеронима из душевного равновесия. Возможно, это от того, что Игорь уже не первый раз в некотором смысле умирает, и его критическое состояние не расценивается как нечто непоправимое. Штольберг, сохраняя прежнее спокойствие, быстро оказывается рядом с ним, включает дефибриллятор, ловко распахивает рубашку на Игоре, попутно отрывая застёгнутые через одну пуговицы, регулирует настройки аппарата, смазывает электроды токопроводящим гелем, прикладывает их к грудной клетке и кивком велит Артуру давать первый разряд. Он делает это с отточенным профессионализмом, не мешкая и не нервничая. Позвоночник Игоря выгибается дугой, затем тело вновь обмякает.
Клаэс не двигается
Артур засекает положенный интервал времени и даёт второй разряд, который возвращает Игоря к жизни. Он делает глубокий хрипящий вдох и сжимает простынь в кулаках, предпринимая слишком резкую и необдуманную попытку подняться, но Иероним удерживает его.
— Не шевелись, — строго приказывает он. — Дыши размеренно.
Игорь пытается что-то произнести, не выходит. Вытаращенными глазами он суматошно осматривает нависших над ним Штольберга и Артура, но словно не узнаёт их. Затем выражение его лица делается осмысленным и свирепым.
— Чтоб вас всех черти драли! Это было так близко!
Яростный возглас забирает последние силы, Игорь мученически зажмуривается.
— На сегодня испытания окончены, ты свободен, — обращается Иероним к Клаэсу.
***
На протяжении последующих нескольких часов Клаэс пребывает в прострации. Он впервые напуган теми способностями, которые открыл в себе. Сколь же колоссальную опасность они представляют при неумелом использовании… Нэми было проще, он привыкал к ним с раннего детства и вряд ли допустил бы подобную оплошность, а на Клаэса всё это обрушилось внезапно, подобно сошедшей с гор лавине. Он пытается оправдать себя тем, что Игорь намеренно ввёл его в заблуждение, потому что сознательно хотел умереть.
Андер в ступоре наблюдает за утками. Если существует некая высшая сила, причастная к сотворению людей, то она, вероятно, находилась в дурном расположении духа в момент их создания, потому что всё это смахивает на скверную шутку. Природа животного мира безукоризненна и совершенна, ничто в её циклах пищевых цепочек не происходит беспричинно. Человек же носит в себе проклятие бесцельной неопределённости. Он будто лишний на этой планете, где всё закономерно и понятно. Сознание — это дефект, мешающий полноценно жить в гармонии с собственным естеством. Столько бессмысленных претензий к себе и прочим представителям своего вида, страстей, сомнений, опасений, зависти, алчности, жадности, глупых фантазий, извращённости, злобы и прочих лишних эмоций заключено в банальном местоимении «Я». Возможно, у гипотетического Создателя или эволюции были другие планы на развитие человеческого интеллекта, Клаэс не отказался бы взглянуть на практическое пособие, если бы таковое существовало, чтобы понять, наконец, как должным образом распорядиться со своим разумом. Жить — слишком абстрактно. Не может же это быть единственной функцией для того, кто обременён столь величественным потенциалом. Если существует перспектива перерождения, то в следующей жизни Клаэс предпочёл бы стать одной из уток.
Он не возвращается в дом к обеду, хотя знает, что Марина накрыла на стол и на него. Обойдя всю обширную территорию вдоль забора, Клаэс незаметно для всех поднимается на второй этаж и хочет запереться у себя, но внимание привлекают голоса, доносящиеся из спальни Игоря. Андер с облегчением обнаруживает его живым, пусть и не вполне здоровым. Игорь лежит на кровати, а Штольберг курит у окна, как вдруг оборачивается на дверь и сквозь неё смотрит прямо на Андера, хотя видеть его никак не может.