Будь проклята страсть
Шрифт:
— Можно раздобыть другой? Доктор Обэ должен дать.
— Я взяла вчера. Сейчас принесу, — ответила она.
Приступ окончился быстро. Ги дописал «Заведение Телье», ещё два рассказа, оставалось только кое-что подправить. Он обнаружил, что Клем действует на него успокаивающе. В то утро, когда за ним приехал экипаж, чтобы отвезти к парижскому поезду, они постояли в гостиной, глядя на сад. Клем собиралась запереть дом после отъезда Мопассана.
— Клем, я хочу поблагодарить вас. Вы очень мне помогли.
Она улыбнулась.
— Отлично.
— Надеюсь, я не погубил вашу репутацию в Этрета.
— А, ерунда. Вы знаете, что на столе у вас осталось два письма из «Пти журналы»?
— Там хотят, чтобы я написал кое-что для них, а у меня пока нет такого желания.
— Я напишу им об этом, — сказала она.
— Правда? Клем, это очень любезно с вашей стороны.
Она дружески поцеловала его в щёку.
— Идите, а то опоздаете на поезд.
Ги решил отделиться от группы Золя и в ознаменование этого отдать рассказы новому издателю. На другой день он поднялся по лестнице в небольшой кабинет с уродливой лепниной в стиле рококо. Имя издателя — Виктор Авар — и адрес издательства он обнаружил на обложке одного хорошо изданного романа. Авар был для него котом в мешке. Из-за письменного стола поднялась плоскогрудая женщина, широко улыбнулась и сложила руки.
— Месье Авара нет.
Ги оставил три принесённых рассказа и написал свой адрес. На другое утро, когда он брился, раздался неистовый стук ногой в дверь. Ги открыл, и в комнату ворвался человек. Ги бросилась в глаза его похожая на ядро голова, покрытая жёсткими волосами.
— Я уж думал, что здесь никого нет. Приношу свои извинения.
Вошедший был вне себя.
— Виноват я! — прокричал в ответ Ги. — Иногда ничего не слышу. Из-за поездов.
Он подошёл к окну и закрыл его.
— Моя фамилия Авар. Месье де Мопассан? Польщён. Позвольте извиниться за столь ранний визит.
Авар был молодым человеком с короткими сильными руками. Ги указал ему на стул.
— Нет, нет. Спасибо, не сяду. Не люблю сидеть. Очень жаль, что меня не оказалось на месте, когда вы вчера заходили. Читая ваши рассказы, я не спал всю ночь. То есть прочёл их и так разволновался, что не смог уснуть.
— Понравились они вам? — спросил Ги.
— Но... Это ведь шедевры! — Авар непрерывно ходил по комнате, размахивая руками. — Я польщён, что вы принесли их мне.
— Хорошо.
— «Заведение Телье» — а! Пикантная вещь. Дерзкая. Она выведет людей из себя. Поднимется буря. Вот увидите.
Ги улыбнулся.
— Да, да, — продолжал Авар. — Будет много притворного негодования. Но рассказ замечательный. Всё спасает ваш талант, мой дорогой Мопассан.
— Значит, книгу вы издадите?
— Конечно, конечно! И другой рассказ, «Папа Симона», тоже блестящий. Я удивлюсь, если вы не добьётесь большого успеха.
— Коммерческого успеха? — спросил Ги.
— Разумеется. Коммерческого, коммерческого, коммерческого. Именно к нему мы и
— В таком случае, как скоро вы отправите рассказы в типографию?
— Как скоро? — переспросил Авар. — Они уже там. Все три рассказа я отправил сегодня утром. Если можно получить остальные... ещё мы должны обговорить сроки и условия. — Повинуясь жесту Ги, он сумел остановиться. — Что такое, месье де Мопассан?
— Ничего. Просто глаза у меня побаливают.
Авар протянул свою сильную руку.
— Мой дорогой Мопассан. Прошу вас, не болейте. Нет, нет. Сейчас не время болеть. Право же. Мы должны сколотить состояние, и болеть вам нельзя.
Ги засмеялся. Именно такого человека, как Авар, он и искал.
День был солнечным. Упряжные лошади лезли мордами в поилки. Сена искрилась. Тротуары у пристани испещряла тень листвы платанов. Мальчишки азартно играли в новомодную игру — бильбоке [92] . Слышались весёлые голоса прохожих и торговцев.
92
Бильбоке — игра привязанным к палочке шариком, который подбрасывается и ловится на острие палочки или в чашечку.
Однако Ги шёл по Константинопольской улице в мрачном настроении. Он уже целый месяц пытался порвать с Ивонной. Говорил с ней мягко. Она не воспринимала это всерьёз. Говорил спокойно и твёрдо. Она едва не доходила до истерики. Последние три встречи были ужасны. Он зря согласился на ещё одну встречу; но теперь был настроен решительно. Какой бы ни оказалась она мучительной, она будет последней. Он свернул к дому номер двадцать — Ивонна недавно сняла там квартиру с отдельным входом для встреч с ним — и вошёл в помещение на цокольном этаже.
— Дорогой! — Ивонна подошла к нему с печальным лицом. На ней было кимоно, словно она готовилась заняться любовью. И когда обняла Ги за шею, оно распахнулось. Под ним не было ничего. — Ты мой, мой.
— Ивонна!
Он решительно высвободился из её рук, обнял за плечи и усадил на кровать.
— Мы уже бесконечно всё обговаривали. Начинать сначала бессмысленно. Давай расстанемся со всем возможным достоинством и без сожалений.
— А как же мне быть?
— Быть?
— Я рисковала ради тебя своей репутацией.
— Мне очень жаль, если ты пострадала, Ивонна. Я охотно заглажу свою вину, чем смогу, но думаю, продолжать наши отношения — это не лучший выход.
— Если б узнал мой муж! Моя семья, мои бедные дети. Я рисковала спокойствием, положением — всем.
Ги слышал это уже сотню раз.
— Ты взрослая, ты понимала, на что идёшь.
— Ги, как ты можешь? Сам знаешь, я была верна тебе.
— Вот-вот. Женщины всегда верны своим любовникам.