Бурный финиш
Шрифт:
– Ты еще приедешь? – спросила Габриэлла, подавая мне чашку.
– Обязательно, – отозвался я.
Она понимала, что я отвечал всерьез. Она поцеловала меня, потом Патрика.
– За то, что ты нас познакомил, – объявила она ему. Когда мы ехали в такси в аэропорт, Патрик спросил:
– А почему ты с ней не остался? Ты ведь мог это сделать.
Я помолчал и заговорил, лишь когда такси выехало на шоссе, ведущее в аэропорт:
– А ты бы остался?
– Нет. Но у меня ведь работа...
– И у меня тоже. Я тоже не хочу ее терять. Может, правда, совсем по другим соображениям.
– Это,
Мы погрузили итальянских маток и доставили их в Англию без задержек. Я следил за ними во время полета и думал о Габриэлле с любовью и без привычных волнений, ибо она сказала мне с усмешкой:
– Плох тот контрабандист, который не может проглотить товар.
Глава 7
Скачки в Стрэтфорде были отменены из-за снега, но я не огорчался, поскольку Ярдман запланировал еще одну поездку, причем предупредил меня о ней в самый последний момент. Он сказал, что надо отправить семь трехлеток во Францию. Впрочем, у самолета их оказалось восемь.
Я опоздал в аэропорт, потому что на заснеженной дороге занесло грузовик, который загородил проезд, и, когда я наконец прибыл, все лошади были уже там. Водители фургонов стояли, переминаясь с ноги на ногу, чтобы согреться, и громко меня бранили. Билли – на сей раз лошадей сопровождал он, а не Тимми и Конкер – стоял, засунув руки в карманы, с застывшей презрительной ухмылочкой на губах, наслаждаясь неудовольствием, которое я на себя навлек. Разумеется, он и не подумал начать погрузку без меня.
Грузили лошадей мы втроем – я, Билли и старый глухой Альф. Мы работали в угрюмом молчании. Был там и четвертый конюх, невзрачный человечек с большими усами, но он сопровождал лишь одну лошадь знаменитого конезавода и опекал только ее, не оказывая нам никакого содействия. Во время полета он сидел возле своей протеже, охраняя ее от невидимой опасности. Билли уронил щепоть торфа в мою чашку, а потом, наливая себе, пронес чашку у меня над головой и как бы ненароком пролил мне на голову кофе, наполовину состоявший из сахара. Остаток пути я провел в туалете, неуклюже пытаясь смыть липкую гадость и обещая себе расправиться с Билли, как только на руках у меня не будет такого ценного груза.
Во время разгрузки я обратил внимание на одну невзрачную гнедую кобылку. Она явно не была трехлеткой и походила на ту, которую мы недавно возили во Францию. И очень напоминала ту, что мы вернули в Англию в тот же день. Три очень похожие гнедые кобылы? А что, впрочем, удивительного? Всякое бывает. Тем более что ни у одной из них не было особых отличительных черт.
В Париже четвертый конюх нас оставил. Он сказал, что ему поручено доставить кобылу до места назначения, а оттуда забрать жеребца, приобретенного его заводом. Мы должны были доставить его в Англию на следующей неделе.
В следующий вторник мы так и поступили. Жеребец был невысокий, с большим крупом, пламенным взором и бешено вращавшимся хвостом. Когда мы его грузили в самолет, он пронзительно ржал, и на сей раз его усатый проводник оказался при деле.
Среди наших пассажиров снова оказалась невзрачная гнедая кобылка. Я подошел к боксу
В ту ночь я много думал, и мне не понравились некоторые выводы.
* * *
Утром я долго караулил у конторы Ярдмана и наконец поймал Саймона, когда он вышел, чтобы перекусить.
– Откуда ты возник? – улыбаясь, спросил он. – Ну что, погреемся в «Ангеле»?
Я кивнул, и мы зашагали по тающим остаткам недавно выпавшего снега. Мы шли, выдыхая клубы пара. День был туманный, пасмурный, холодный – под стать моему настроению.
Саймон толкнул дверь с витражом и вошел в пивную. Уселся на свою любимую табуретку у стойки, распахнул потрепанный вельветовый пиджак и потребовал от услужливого бармена горячей воды с ромом и лимоном – по стакану каждому из нас.
В старинном кирпичном очаге работал электрический камин. Пульсирующий свет его искусственных углей освещал широко улыбающуюся физиономию моего спутника. Его глаза светились дружелюбием.
Как мало у меня друзей.
– Так что же случилось? – спросил он, прихлебывая свой дымящийся напиток. – Сегодня ты что-то больно тихий.
Некоторое время я поглядывал на фальшивые угли. Дальше откладывать я не мог.
– Я все знаю, – сказал я. – Знаю про гнедую кобылу.
Саймон поставил стакан, рука его не дрожала, но улыбку как ветром сдуло.
– Какую кобылу? – спросил он.
Я не ответил. Молчание тянулось до бесконечности.
– Что ты хочешь этим сказать? – наконец спросил Саймон.
– В течение двух недель я дважды возил одну и ту же кобылу во Францию и обратно. Одну и ту же.
– Ты что-то перепутал.
– Нет.
Возникла пауза. Потом Саймон повторил, но без убеждения в голосе:
– Ты что-то перепутал.
– Я заметил ее еще в тот день, когда она утром полетела во Францию, а вечером обратно в Англию. Я заинтересовался ею в прошлый четверг, когда она совершила такой же перелет. Я понял, что это одна и та же кобыла, вчера, когда она вернулась.
– Ты же много летал. Неужели ты можешь запомнить всех лошадей, с какими имел дело?
– Я разбираюсь в лошадях, – коротко сказал я.
– Очень уж ты шустрый, – сказал он скорее себе, чем мне. – Очень уж ты шустрый.
– Нет, – покачал я головой. – Это не я шустрый, а ты. Тебе не следовало посылать ее так часто, тогда бы я не понял, что к чему.
– Ну и что? – вдруг встрепенулся он, отчего его грузное тело пошло какими-то складками. – Что с того, что одна кобыла несколько раз съездила туда и обратно? И при чем тут я?