Были два друга
Шрифт:
Николай снова предстал перед секретарем, строгим, угрюмоватым молодым человеком в роговых очках я черном, модно сшитом костюме.
– Товарищ Горбачев, я тысячу раз говорил вам, что заместитель министра принять вас не может. Напрасно вы так усердствуете, - сердито проговорил он.
– Я только что договорился с ним по телефону. Он ждет меня, - ответил Николай, дерзко глядя секретарю в глаза.
Он молча пожал плечами и пошел в кабинет своего шефа. Вернулся он оттуда, словно перерожденным: на губах приветливая улыбка. До этого Николай считал, что секретарь
– Пожалуйста, Иван Деомидович ждет вас.
С волнением Николай переступил порог, и радость, его вдруг погасла. За столом сидел грозный на вид человек лет шестидесяти с гривой седых волос. Бросив свирепый взгляд на посетителя, как бы говоря: «Носит вас нелегкая, бездельников и жалобщиков!», он прорычал что-то нечленораздельное в ответ на приветствие Николая. Его мрачное лицо с крупным носом, квадратным подбородком и кустистыми бровями чем-то напоминало старого льва.
– Садитесь!
– сказал он резко и громко. Николай хоть и был не из робкого десятка, однако
несмело присел в кресло.
– Ну, что у вас?
– строго спросил ученый, давя посетителя тяжелым взглядом.
Николай рассказал ему о запутанной истории изобретения. Заместитель министра прочитывал какие-то бумаги, подписывал их, на некоторых делал пометки и откладывал в сторону. Казалось, он не слушал, о чем говорил посетитель.
– Так-с… Говорите, несколько месяцев маринуют изобретение? Мало! Иногда мы и годами маринуем. Создали разные ведомства, оторвали тысячи людей от производства и сами скоро потонем в бумагах, - ворчал он как бы про себя.
– Чертежи при вас?
– При мне.
– Оставьте. Посмотрю.
Николай положил на стол красную, изрядно потертую папку. Заместитель министра сердито отодвинул от себя бумаги, раскрыл папку с чертежами. Суровое его лицо сразу как-то оживилось.
– Так-с… Снова универсал. С одним мы определенно оскандалились, а теперь другой нам подсовываете. Ладно, посмотрю. Всего хорошего, - он встал и протянул руку.
«Вряд ли можно рассчитывать на его поддержку»,- подумал Николай, выходя из кабинета. Срок отпуска уже истек, ждать результатов нет времени. Не хотелось без победы уезжать домой, но что он может еще сделать' Нет больше сил, он всего себя израсходовал на эти мытарства.
В гостиницу Николай добрался усталым и внутренне опустошенным. Болела голова, поламывало в пояснице, знобило. Снял пальто, бросил его в кресло, прилег на диван. И странно, перед глазами, как маятник, покачивалась комната, во рту было горько и сухо. Он вдруг вспомнил, что сегодня ничего не ел. Утром не хотелось, а днем было не до еды. В теле тяжесть многодневной усталости. Вот тебе и отпуск, долгожданный отдых. А чего он добился? Вручил проект лично в руки заместителю министра?
Николай встал и принялся ходить по комнате, сунув руки в карманы брюк. Сейчас он завидовал Василию Вот кто баловень судьбы! Человек в почете, у него любимая жена, семья, он повседневно окружен заботой и любовью домочадцев. Вспомнилась Даша, ее черные неприязненные глаза. На душе Николая стало еще темнее, еще холоднее.
ДРУЗЬЯ
В то время, когда Николай распутывал в Москве хитро запутанный клубок, Василий Торопов даже забыл, что он соавтор злосчастного станка. Он давно смирился с тем, что станок их забракован окончательно и бесповоротно. Зачем же мучиться сомнениями и тревогами, окрылять себя напрасными надеждами?
Василий начал работать над книгой. Ему хотелось написать правдивую книгу о том, что он хорошо знал, показать людей производства, борьбу нового со старым. За основу он брал живых людей, только менял их фамилии, усиливал черты характеров, а некоторых писал с натуры, настолько они были яркие и самобытные.
Работал над рукописью по ночам, когда в доме все спали. Работа так захватила и увлекла его, что в творческом горении он чувствовал почти физическую потребность. Это было настоящее вдохновение. Слова легко ложились на бумагу.
Надя стала замечать, что он все чаще засиживается до утра, а на работу уходит с покрасневшими от недосыпания глазами и припухшими веками.
– Нельзя так!
– не раз говорила она.
– Ничего, Наденька! Видишь, я здоров. И вовсе я не устаю, - отвечал Василий с улыбкой человека, сделавшего что-то полезное и значительное.
– Надо приучить себя спать после обеда. Вчера ты тоже сидел до трех ночи.
– Пустяки! Мне хватит моего здоровья. И не спросишь, над чем я работаю, - сказал Василий, гладя мягкие белокурые волосы жены.
– Если не секрет, сам скажешь, - улыбнулась Надя.
– Задумал написать книгу.
– Заметив удивление на лице жены, добавил: - Понимаешь, художественное произведение. Ну, повесть или роман. Я и сам еще не знаю, что получится. Ты не веришь в мои силы, тебе, смешно? Хочешь, я прочту тебе некоторые отрывки, а ты скажешь, стоит ли мне заниматься этим делом.
Василий прочел ей главу из своей рукописи. Надя долго молчала, не зная, что ему сказать. Сказать, что написано плохо, не могла, потому что глава была написана тепло и взволнованно. Но и сказать, что написано хорошо, не позволяла ее натура. Не чувствовалось опытной руки художника.
– Ну как? Тебе не нравится? Плохо?
– спросил Василий.
– Что-то получается, - ответила Надя. Василию хотелось, чтобы Надя пришла в восторг от
прочитанного. Поэтому ее оценка несколько расхолодила его. Начинающему писателю всегда кажется, что все им написанное если не гениально, то талантливо.
– Некоторые места мне не нравятся, - сказала Надя.
– Например?
– Неправдоподобно молодой человек рассуждает о своем месте на производстве. И в разговоре с любимой девушкой чувствуется натяжка.
Василий вынужден был согласиться с замечаниями Нади, хотя они и воспринимались с обидой Он и раньше замечал, что Надя всегда тонко чувствует искусство.
– Теперь скажи мне, только прямо и честно: стоит ли мне заниматься литературой?
– А послушал бы меня, если бы я сказала не стоит?