Были два друга
Шрифт:
– Послушал бы.
– Тогда не пиши, - сказала Надя не то шугя, не то серьезно. Василия обескуражило это заявление.
– Из тебя никогда не выйдет писателя, ты и сам не уверен в своих силах, в своем таланте.
Надя верила в литературные способности мужа. Но способности - это не талант, а без него в литературе делать нечего. Иногда способный человек, возомнив, что он все умеет, начинает вдруг разбрасываться, распылять свои силы…
Николай прислал из Москвы Василию письмо, в котором сообщал о своих делах. От письма веяло холодом
– Вот, видишь, - сказал Василий, прочитав Наде письмо.
– Я же говорил ему, что это бессмысленная затея. Чудак!
Надя посмотрела на него и грустно вздохнула.
– Меня удивляет твое отношение к тому, что Николай делает. Ты и сам был уверен, что ваш станок нужен для народного хозяйства, - с упреком проговорила она.
– Верил. Ну и что с того? А потом перестал верить. У нас в стране сейчас тысячи моделей станков И изобрести что-нибудь оригинальное - почти невозможно. Нет, изобретать я больше не буду.
– Только потому, что на пути встретились трудности?
– Понимаешь, это очень оскорбительно, если ты работаешь, стремишься сделать что-то полезное, а тебя вместо благодарности обвиняют черт знает в чем.
– Почему же ты Николая назвал чудаком? Он честно и мужественно отстаивает справедливость.
– Но если дело окончательно провалено…
– Это нехорошо, что ты поспешил умыть руки. Вместе трудились, вместе надо было отстаивать проект.
– Надя нахмурила брови.
Василий смущенно улыбнулся. Ему стало неловко перед женой. Может быть, она и права: у него не хватает принципиальности. Но слышать такие упреки oт жены было очень обидно.
За день до возвращения Николая из Москвы по воду пронесся слух, что директор уволил его с работы. Василий не поверил этому. Но на доске висел приказ об увольнении восьми работников заводоуправления. Среди них был и Горбачев. Он не мог понять как же Николай очутился в штате административно-управленческого аппарата, если все время работал непосредственно на производстве? Тут какое-то недоразумение.
Удивление Василия сменилось догадкой: уж не ловкий ли ход директора, чтобы избавиться от беспокойного человека? Уволить хорошего инженера-производственника с такой формулировкой - это больше чей странно.
Василий зашел к главному инженеру.
– Иван Леонтьевич, что же это получается с Горбачевым?
– В приказе об этом сказано довольно ясно. Горбачев попал под сокращение управленческого аппарата, - ответил Пастухов.
– Позвольте, Горбачев никогда не был в штатах заводоуправления, - возразил Василий.
– Идите к директору, - посоветовал Пастухов. От главного инженера Василий зашел в партком к Ломакину.
– Павел Захарович, может, хоть вы объясните, что за комедию разыграли с Горбачевым?
– начал Василий.
– Да, нехорошо получилось.
– Ломакин провел ладонью по лысине.
– Не посоветовался ни с парткомом, ни с заводским
– Зазвонил телефон. Ломакин взял трубку.
– Да! Мое мнение по этому поводу? Факт - безобразный. Об этом спросите у Пышкина.
– Ломакин опустил трубку.
– Вот, сотый раз звонят о Горбачеве. Я говорил уже с директором. Он не хочет отменять приказ. Формально-то он прав. Но мы заставим его отменить приказ. Так что можете не волноваться, товарищ Торопов.
Василия не успокоил разговор с Ломакиным, он пошел к директору. Геннадий Трофимович говорил по телефону. Заметив Торопова, кивнул ему, указал рукой на кресло. Василий подождал, когда директор закончит разговор.
Пышкин положил трубку и добродушно, почти с ребяческой улыбкой посмотрел на Василия.
– Ну-с, товарищ изобретатель?
– Геннадий Трофимович, вы несправедливо поступили с Горбачевым. Я протестую самым решительным образом, - сказал Василий, не в силах сдержать возмущения.
– Спокойно, милый, спокойно.
– Можно ли быть спокойным, когда вы незаконно уволили хорошего инженера. Он поехал в Москву отстаивать проект станка, одобренного вами, конструкторским бюро, общественностью завода, - напомнил Василий.
– Зачем напрасно нервничать, дорогой? Увольнение Горбачева ни в коей мере не связано с вашим злополучным проектом. Я и так месяц тянул с сокращением штатов. На это имеются указания министерства. Так что сочувствую, но помочь, увы, не в моих силах, - Геннадий Трофимович широко развел руками.
– Могли бы вы хоть подождать возвращения Горбачева…
– Я несколько месяцев держал его на заштатной должности. А за такие штуки крепко греют нашего брата.
– Но ведь Горбачев приехал сюда после института по путевке министерства. Он производственник. Вы не имеете права увольнять его при сокращении управленческого аппарата, - говорил Василий, все больше распаляясь.
– Вашему Горбачеву я создал все условия для работы. Он, видите ли, не сработался с начальником цеха! Куда же прикажете деть его теперь? Или снова держать на заштатной должности?
– спросил директор. Он перестал уже улыбаться, постукивал пальцами по зеленому сукну стола.
– У меня такое впечатление, что вы просто не хотите держать на заводе этого беспокойного человека,- заявил Василий.
– Глупости, дорогой, глупости.
– Нет, это не глупости. Тогда заодно увольняйте и меня, как сообщника злосчастного проекта, - сказал Василий.
– Зачем горячиться?
– В знак протеста я требую, чтобы уволили» меня.
– Если вы так настаиваете…,
– Я принесу вам заявление.
Из кабинета директора Василий вышел взвинченный, что было с ним редко. Сейчас он был готов на все. В эти минуты он не думал, что может потерять работу, что у него семья, что они с Надей ожидают второго ребенка. Он снова зашел в партком, чтобы там написать заявление. Он так и напишет: «В знак протеста против незаконного увольнения товарища…»