Бывшие. Я до сих пор люблю тебя

Черничная Даша

— Да как могут быть дела у старика? То там кольнет, то тут стрельнет.

— Что вы такое говорите? Вы замечательно выглядите, ни за что не поверю ни в «кольнет», ни в «стрельнет».

— Лучше расскажи, как ты? Давно не виделись с тобой.

— Все прекрасно. Вы еще не получили пригласительный? Скоро будет новая выставка.

— Да, что-то припоминаю. Обязательно будем с Ирмой. Ты только больше не наливай ей столько.

— Недоглядела, каюсь, — опускаю голову.

— Да брось, а то я свою жену не

знаю, — по-свойски обхватывает меня за плечи и тянет внутрь офиса. — Лучше скажи, чтобы Эмка приезжала в гости. Мы по ней жуть как соскучились, а встретиться все не выходит.

— Школа началась, Игнат Климович, — развожу руками. — А у вас сезон.

— Это да. Но для внучки у меня всегда есть время. Я ей позвоню сегодня, позову к нам в гости с ночевкой, — подмигивает мне. — А ты пока отдохнешь, может, на свидание с кем сходишь.

— У меня же Владимир есть, помните? Я знакомила вас как-то.

— Да? Возможно. Тамилочка, я ж говорю: рассыпаюсь. Память ни к черту.

Заливает как дышит. Титов-старший совершенно точно в здравом уме и твердой памяти. О наличии у меня молодого человека забыть никак не мог. А свидание — тонкий намек на своего сына.

То-о-онкий. Тоньше просто, блин, некуда!

— Ты же в гости к Гере приехала? — спрашивает, ведя меня за собой меня по коридору.

— Да, мне нужно… кое-что обсудить с ним.

— Понимаю. Да, конечно. Обсудить — это хорошо. Обсудить — это правильно.

Радуюсь, что он не спрашивает, что именно нужно обсудить, иначе я понятия не имею, что врать отцу Германа.

Перед входом в приемную, где сидит секретарь Германа, Игнат Климович останавливается, поднимает на меня уже серьезный взгляд.

— Знаешь, Тамила, я сейчас скажу кое-что. Ты наверняка разозлишься, что я лезу, и будешь иметь полное право на это. Ты мне как дочка всегда была. Росла на моих глазах, мы вместе с твоими родителями мечтали, что вот однажды породнимся, объединим семьи. Никогда вас с Германом не толкали друг к другу, оставили выбор за вами. Поэтому, когда вы сошлись, мы все побежали праздновать. А потом так же сидели, словно на поминках, когда вы разошлись.

— Зачем вы это все говорите, Игнат Климович?

— К тому, что мы — я с Ирмой, твои родители — хотим счастья своим детям. Ты, как мать, понимаешь, о чем я.

— Возможно. К чему вы?..

— Я хочу, чтобы ты и Герман обрели счастье.

— У нас уже есть вторые половинки, с которыми мы счастливы, — произношу чуть ли не сквозь зубы.

Да какого черта?! Это что, вселенский заговор?

Титов-старший улыбается уголками губ:

— Главное, чтобы вы сами верили в это.

Уходит дальше по коридору, оставляя меня одну, и кричит, оборачиваясь на ходу:

— В следующие выходные мой юбилей! Не забудь, вы с Эми приглашены — в числе почетных гостей.

Киваю, потому что ответ

не находится, настолько я зла за то, что и его, и мои родители лезут не в свое дело.

Если свинье сто раз сказать что она собака, на сто первый раз она залает. То есть они вот так хотят добиться своего? Внушить, что любовь-то у нас и не ушла никуда. И что только вдвоем мы будем счастливы?

Злясь, захожу в приемную, но тут пусто. Решаю обнаглеть и толкаю дверь в кабинет Германа. В последний момент жалею об этом, потому что оттуда раздаются крики:

— Неужели я многого прошу, Гера? Хоть чуточку внимания!

— Инесса, ради бога успокойся, у меня башка квадратная от твоего ора! У меня не осталось идей как с тобой по-человечески расстаться! Хочешь, чтобы я твои шмотки за порог выставил и замки сменил?! Окей, значит так будет. Я тебе еще неделю назад сказал: все, финиш.

— Ты сказал, а я не согласилась! — взвизгивает она истерически, а потом резко оборачивается и смотрит на меня с ненавистью.

Герман тоже оборачивается, и я даже теряюсь от его внешнего вида. Он помятый какой-то, уставший. Мешки под глазами, вроде даже похудел.

— Простите, — мне действительно жаль, что я застала этот разговор, который явно не был рассчитан на третьих лиц.

Глава 26. Третьей будешь

Герман

Едва за гостями закрылась дверь, как я усадил напротив себя Инессу и выдал ей все как есть. Не люблю. Не полюблю. И нет, ее любви не хватит на двоих. И не потому что я черствый сухарь и эмоциональный имбецил, нет.

Просто где-то там внутри то самое место, где сидит эта гребаная вездесущая любовь, уже занято. Давно. И прочно.

Сначала Инесса просто плакала, потом скатилась в истерику.

Почти до самого утра я уговаривал ее успокоиться, внушал, что жизнь на этом не заканчивается. Но она не слышала. А потом просто начала угрожать, что порежет себе вены. Просто бред сивой кобылы.

Но я не мог ее оставить одну. Кто ее знает — манипуляции ли это? А если все сложнее и она реально что-то сделает с собой? Я даже не представляю, на что способен человек в таком состоянии.

Далее последовала классика с битьем посуды.

Это вообще было феерично. У меня на Инессу открылись глаза. Теперь стало ясно, что она вовсе не та лапочка, какой пыталась казаться.

Все закончилось тем, что Инесса выдохлась. Когда стало понятно, что ее не выгонишь и поганой метлой, выход остался один — я взял минимум вещей и сказал, что поживу пока в гостинице. Раз сама она не понимает, что пора уходить, я не могу это сделать за нее.

И вроде жаль ее, ведь понимаю, что даже если я ничего не обещал, это не значит, что она не имеет права на несбыточные фантазии.