Царская дыба (Государева дыба)
Шрифт:
Полонянки остались на своих местах, с любопытством ожидая продолжения, одноклубники в панике разбежались переодеваться и приводить себя в порядок.
Санный поезд остановился перед воротами центрального двора. В первых, солидно отставя посох, увитый белыми и синими летами, сидел Зализа, в шубе с царского плеча, в горлатной шапке м горностаевыми хвостиками, в алых сафьяновых сапогах. Похоже, именно он и был в процессии старшим сватом.
Из вторых саней выбрались боярин Иванов и сыном, из третьих – бояре Батов и Абенов. Они подошли к первым саням: Зализа величественно поднялся, ступил
Спустя несколько минут опричник надел шапку на голову, подошел к распахнутым воротам, перекрестился:
– Мир этому дому, – вошел во двор, поворотил к часовне, шагнул внутрь и, обходя церквушку, по очереди крестился и молился перед каждой иконой. Икон было не очень много, но пока сваты обошли все, мину лоне менее получаса, и одноклубники успели, переодевшись и найдя прибившегося к отряду еще в Кронштадте отца Никодима, бродящего по берегу Суйды, собраться снова, на этот раз распределив роли и примерно вспомнив, кто и что должен говорить или делать. Тамара, забрав с собой нескольких полонянок, ушла на кухню готовить праздничный ужин, Зинаида осталась в доме изображать юлину мать.
Наконец сваты вошли в дом. Опричник, скинув шапку и неистово крестясь, поклонился на все четыре стороны и громогласно спросил собравшихся вокруг людей:
– Кто хозяин в доме сем богатом, и да будут долгими его дни, да даст ему Бог здоровья богатырского, детей многих, прибытков многих и разных?
– Милостью Господа, в места сии скудель мою поворотившего, – перекрестился отец Никодим, – Здоровья и вам, гости дорогие. – Откуда Бог несет?
– Из дальней сторонушки, – тяжко закряхтел Зализа и громко стукнул посохом об пол. – Издалека мы сюда прибыли и вестимо не без дела.
– Просим милостиво, – с легким поклоном указал отец Никодим на лавку, но первым уселся сам, оставив опричнику немного свободного места. Остальные сваты расселись по другим скамьям.
– Благодарствуем за встречу ласковую, – погладил бороду Зализа, откашлялся и продолжил: – Прибыли мы сюда по делу, по торговому.
– Да торговому человеку у нас завсегда рады, – развел руками иеромонах, входя в роль. – Есть у нас для него доски струганные, мясо парное да копченое, стекла дивные прозрачные, да кубки красивые цветов всяческих. В место вы хорошее прибыли, гости дорогие, место прибыльное. Дай вам Бог еще за сто лет здоровия, да вспоминать наш товар станете с радостью. И цену невысокую возьмем, и товар погрузить поможем. Что желаете, люди торговые, леса, али снеди всяческой, али стекла холодного?
– Слыхать, есть у вас другой продажный товарец, – с улыбкою покачал головой Зализа, – а у нас купец. Ваш товар, как мы слышали, дорогой, хороший и нележалый. А наш купец – богатый, хороший и неженатый.
– Купец богатый, хороший и неженатый, это разговор совсем другой получается, – покачал головой монах. – Неженатые молодые совсем другого всегда хотят, это мы понимаем. Есть у нас товар, что и молодому неженатому по нраву придется... – отец Никодим сделал долгую паузу. –
В толпе одноклубников кто-то прыснул. Кто, возмущенный тупостью иеромонаха, возмущенно начал:
“Да то же сваты, он что...” – но недовольного быстро зашикали.
– Аq, хорошая вещь, ковер персидский, – не моргнул глазом Зализа. – Пусть здрав будет тот, кто хранит редкостную вещь такую в доме своем, да будут здоровы дети его и внуки. Но купец у нас, опять же, редкостный. Купец тот, Батов Варлам, сын Евдокима Батова, соседа моего. И ковры обычные покупать ему как-то невместно.
Когда прозвучало имя Варлама, по рядам одноклубников пронесся короткий вздох. Теперь исчезла даже малейшая неопределенность, и всем стало ясно: из клуба сватают Юлю.
– Да, купец у вас редкостный, – признал монах, покачав головой из стороны в сторону. – Такому ковры персидские и стекло цветное предлагать не по чину. Однако есть у нас тоже товар редкий, чудесный, каковой простому человеку и показать боязно.
– Аи, покажи, покажи товар! – обрадовался Зализа. – Покажи, хорошую цену дам.
– Не покажу, – отмахнулся монах. – Не уговаривай, человек торговый, не покажу.
– Покажи, покажи, – принялись уламывать монаха остальные сваты, но отец Никодим твердо стоял на своем:
– Не покажу!
– А купцу нашему редкостному покажешь? – сделал хитрый и неожиданный ход Зализа.
– Купцу вашему?.. – надолго задумался иеромонах, а потом резко и размашисто махнул рукой, – И-эх, была не была. Привози купца своего послезавтра к полудню, покажу товар редкостный, товар красочный, товар дорогой! Покажу!
– А теперь, гости дорогие, – выступила Зинаида. – Не желаете ли угоститься с дороги, чем Бог послал?
– Отчего же не угоститься, – кивнул Зализа, поднимаясь со скамьи, – от Божьего дара отказываться грех.
Поскольку в Северной Пустоши уже больше полумесяца стояла жара, стол накрыли на улице, под навесом, толпа отхлынула туда. В сутолоке Картышеву наконец-то удалось поймать Зализу за локоть:
– А Росин где, Семен Прокофьевич?
– В Москве остался, – оглянулся опричник. – Да ты не беспокойся за него, Игорь Евгеньевич. Муку он, конечно, прошел, но опосля государем обласкан был. А для избавления от неудобствий, со слабостью связанных, дал царь ему боярыню Анастасию, вдову Салтыкову в услужение. И живет сейчас Константин Андреевич в Москве, в боярских палатах, в полном удобстве и удовольствии.
– Что еще за Салтыкова? – навострил уши Картышев, услышав знакомую со школьных учебников фамилию.
– Анастасия, из рода Телибеевых. С хорошим приданым за боярина Салтыкова, ко двору близкого, замуж вышла. А боярин возьми, да после свадьбы через неделю с коликами свались. Четыре дня в жаре метался, да на пятый преставился. Так она соломенной вдовой и осталась: и женой побыть не успела, и перед Богом супругами заделались.
– Аппендицит, что ли?
– Колики брюшные. Дядья Салтыковские уже подступать стали, в монастырь отправить хотели, да добро изрядное, без пригляда оставшееся, себе отписать, но теперь притихнут. Коли государь на нее внимание обратил, безобразничать не рискнут...