Царская дыба (Государева дыба)
Шрифт:
Одноклубники недоуменно промолчали.
– Никому, – подвел итог опричник. – Отходи, поедешь к татарам...
– Оставь ее! – поднялся со своего места Сергей Малохин. – Мне она нужна.
– Обманываешь, боярин, – покачал головой Зализа. – Жалеешь просто. Так ведь всех не пережалеешь, пленниц на земле мно-ого.
– Нужна, – упрямо повторил Малохин.
– А коли так нужна, – прищурился опричник. – Готов ли ты ее под руку свою взять, заступаться всегда, кормить трудом своим, детей вместе
– Пойдешь, Елена? – спросил у полонянки Сергей. Та, со слезами на глазах, часто-часто закивала. И тогда Малохин, стукнув кулаком по столу, отчаянно заявил: – Готов!
После чего торопливо налил себе большой ковш браги и единым махом выпил:
– Вот так.
– Ну, одна, стало быть, пропала, – признал поражение Зализа. – В другую сторону уходи. А вот эта кому-нибудь нужна?
– Мне нужна, – тут же вскочил кучерявый Алексей.
– А готов ли...
– Да, если Агрипина не против.
– Ну вот, еще одной лишили, – обеспокоился опричник. – А вот эта?
– Мне нужна! – поднял руку Архин.
– И мне! – вскочил на дальнем конце стола Коля Берзин.
– Ну, выбирай, – развел руками Зализа. – Из них к кому пойдешь, или ко мне?
Девушка показала на Мишу.
– В сторону, – недовольно отмахнулся опричник. – А эта кому-нибудь нужна?
Его палец уткнулся в молодую женщину, чуть полноватую, с длинными прямыми волосами и крупным носом с высокой горбинкой. Над столом повисла тишина.
– К татарам, – не стал устраивать долгих разговоров Зализа. – Вот эта кому-нибудь нужна?
Пару раз на девушек выступило по два претендента, но в остальном одноклубники, привыкнув за два месяца к ливонкам, успев познакомиться и немного узнать характер, нрав, а иногда – и кое-что еще, делали свой выбор уверенно, не колеблясь. Хотя, наверное, половину работы выполнил за них Зализа, поставив вместо вопроса “жениться или не жениться”, вопрос: “решиться сейчас, или потерять навсегда”. Где-то через час без своих “половинок” осталось всего полтора десятка одноклубников.
– Вот и решили, – широко зевнул опричник. – Одна осталась лишняя.
Женщина медленно опустилась на колени:
– Господом Богом прошу, – перекрестилась она, – Иисусом Христом. Не продавайте меня язычникам, нехристям не отдавайте.
– Отстань ты, – отмахнулся опричник. – Не стану я из-за тебя одной на торг тащиться. Оставайся одна. Может, потом куда и приберу.
– Благодарствую... – женщина попыталась подползти к нему на коленях, но кромешник уже забыл про ее существование, отвернувшись ко всем прочим жертвам:
– Чего стоите?! – прикрикнул Зализа на бывших пленниц. – Тюфяки широкие бегите сеном набивать! С сегодняшней ночи с мужьями спать будете. Изб у вас всем хватает. А то развели
– Ты бражки выпей, Семен Прокофьевич, – ласково посоветовал монах. – Хорошая бражка, хмельная. Спится после нее... Ако на полях ангельских...
Спустя час Зализа, заботливо прикрытый шубой, дрых на траве рядом с отцом и сыном Ивановыми.
* * *Юра Симоненко тоже выбрал себе какую-то упитанную девицу с крупной грудью и толстыми косами, и теперь начинал с ней новую жизнь в одной из комнат оставшихся после артельщиков изб, и Картышев впервые за последний год ночевал в комнате один. Точнее – один в этом времени. Потому как в двадцатом веке его одиночество разделяли только наезжающая из Москвы племянница, да сосед-бизнесмен, каждую субботу отмечающий удачно или неудачно оконченную неделю. А поскольку жена его горести и радости разделяла слабо, с ними он приходил к Игорю. Обычно – раз в неделю, но иногда и чаще.
Поначалу, когда Зализа отвел пришедшим неведомо откуда, но показавшим отвагу в схватке со свенами людям место на берегу Суйды и помог поставить первые дома, они ночевали здесь ввосьмером. Потом зимний поход выбил двоих: погиб Леша Синий, да Юшкин остался выхаживать раненых в Боре, где, видимо, и осел. После того, как часть ребят перебралась в оставшиеся после строивших мануфактуру плотников дома, они оказались здесь втроем. Потом Росин уехал с опричником, а сегодня и Юра сделал для себя новый выбор. Игорь опять остался один.
Картышев перевернулся с боку на бок, и услышал осторожный стук в дверь. Поначалу он подумал, что ему послышалось: ну кто станет бродить по дому за-полночь, да еще стучать, как в приемной райсобеса? Но тут дверь приоткрылась, и внутрь скользнула женщина, едва не проданная сегодня на юг.
– Прими меня, Игорь Евгеньевич, – попросила она. – Не хочу я одна оставаться.
Пока Картышев пытался сообразить, как ему следует поступить в такой ситуации, она торопливо скинула поневу и решительно забрались под одеяло:
– Хоть на время прими. Всю жизнь Бога молить стану.
Игорь взглянул на ее крупный, с горбинкой нос и подумал о том, что этот небольшой недостаток на фоне более молодых девушек сегодня едва не сломал судьбу женщины. Хотя, в ее положении, вряд ли стоило говорить о приятном и благополучном будущем.
Она осторожно подкралась к Картышеву, прижалась обнаженной грудью к его боку, бедрами – к его ноге, и бывший танкист, уже очень давно не ощущавший женщины рядом с собой, понял, что больше не способен думать о судьбе этой несчастной. Скорее, наоборот: он был рад, очень рад, что ее злая судьба привела гостью к нему в постель.