Царственный паяц
Шрифт:
это все люди конченные, с смущенной душой, изверившиеся, безнадежные. Или, того и
гляди, просто спекулянты!..
— И вот трагизм нашего положения, — волнуется Виктор Ховин. — Мы больше,
чем кто бы то ни было, ненавидим кубо-футуристов! И нас-то именно и смешивают с
этими обывателями, которые задумали прийти в литературу, чтобы создать что-то
новое, в то время как у них и предъ- явить-то нечего... Вот ключ к разгадке всех
экспериментов Бурлюков!
И
бесконечные расхождения с кубизмом и его странными адептами...
Неудивительно, что «публика», толпа («преступно-равнодушна»), смешав поэтов,
истинных писателей и творцов красоты с гешефтмахерами, отвергает всех и вся. Есть,
впрочем, и чуткие души, что идут навстречу поэтам. Но истинных ценителей так мало.
НАСТОЯЩЕЕ
(На поэзо-концерте эго-футуристов)
Да, это они, настоящие футуристы. Без пунцовых кофт и размазанных носов и лбов.
С серьезным намерением ознакомить с собою и своим творчеством публику, но
публика рассыпалась жиденькими горсточками по просторному залу. И это говорило о
материальной неудаче вечера. Разложению декаданса и возрождению футуризма
докладчик г. Ховин посвящает целый час, минуя недостойные выпады против «подлой
критики», журналов, «этих торгово-промышленных базаров», «уличной прессы» и т. п.
Доклад можно свести к следующим положениям.
Первая часть — надгробная лития декадансу. Рожденное еще К. М. Фофановым
декадентство процветало, пока исходило из протеста против утилитаризма в искусстве.
Но едва оно сошло со стези индивидуализма, как стало хиреть. Бальмонт принялся за
скверные политические стихи. Блок изменил своим мотивам. Дальше пошло еще хуже.
«Символизм не хочет быть только искусством», — заявил Вячеслав Иванов. «В наши
дни нужно больше любить Некрасова, чем Пушкина», — сказал Мережковский. И сам
Антон Крайний, чье имя так связано с декадентством, заговорил о «деле», о «словах
одобряющих». Потому это вылилось в «чудовищное позорное письмо» М. Горького о
Художествен<ном> театре: «Искривленная душа, — чем в ней любоваться», — писал о
постановке Достоевского. А — «квити-
оздоровители», критики с теплым сердцем все оправдывали и все приветствовали.
Официальное о кончине декаданса возвестили «Бесы». И надгробное слово
заканчивалось исторической аналогией. «Кому оставляешь ты власть?
– спросили у
умирающего Александра Великого.
– «Достойнейшему» — ответил монарх.
Читатель, конечно, догадывается, что этот «достойнейший» — эго-футуризм. Никто
иной, —
предательских следов, ряд вопиющих противоречий, недоуменных вопросов. Почему
столпы декадентства именно в наши дни свернули на путь «ободряющих слов», порыва
к делу. Почему мистик-богоискатель Мережковский взыскует гражданской поэзии
Некрасова. Что это «сумерки божков», развал душ или всплеск «духа живого», голод и
жажда гражданского возрождения. И почему уже не «подлая критика», а сам
лучезарный г. Ховин делает явную подтасовку в освещении известного выступления
Горького. Он будто бы не знает, что Горький выступал против инсценировки не всего
вообще Достоевского, а только тех его произведений, где выражена его «искривленная
душа», которую, как наготы Ноя, надо прикрыть, а не выставлять наружу.
Но не замечая оставленных следов, по которым так легко прийти к
307
несостоятельности чистейшего индивидуализма, «индивидуализма в напряжении»,
каким точно взятым на прокат графским гербом украшен эго-футу- ризм,— г. Ховин
продолжает восхвалять «Вифлеемскую звезду» искусства. Правда, он дает очень
красочные портреты поэтов своей группы. Вот Игорь Северянин, творящий
«лунофейную сказку». Ему чудятся «росные туманы», липовые мотивы, всхлипы улиц.
Он иногда увлекается душой города (урбанизм) демимонденкой. Футуристический
гимн городу, действительно ярок и нов:
Солнце. Моторы. И грохот трамвайный.
Гулы. Шуршанье бесчисленных ног,
А наверху голубой и бескрайный Бледный, магический, древний цветок.
Сумрак. Лученье. Поющие светы.
Улицы точно ликующий зал.
Смехи улыбки. Наряды. Кареты,
А наверху — березовый опал.
Тени. Молчанье. Закрытые двери.
Женщины. Вскрики. Темно и темно.
Прежнее. Страхи и власть суеверий,
А на верху до истомы черно.
Игорь Северянин, пророчествует г. Ховин, не будет родоначальником школы. Он
только провозвестник, т. к. эго-футуризм - отрицание школы.
Эго-футурист Дм. Крючков - аскет, затворник («надела любовь мне кровавую
схиму. .»), любит природу, любит лесофею и чужд демимонден- ке. Как яркий
индивидуализм, борется с неуловимым логизмом. Вадим Шершеневич, ничего не знает
о лесофее, он урбанист, влюбленный не в самый город, а в «столбцы афиш», в гримасе
города «Мои стихи есть бронза пепельниц, куда бросаю пепел я», — говорит
Шершеневич. Вадим Баян себя определяет так: «Я гений, страстью опьяненный, огнем