Царственный паяц
Шрифт:
рекомендовал бы это всерьез.
Но в самое комичное положение попал, благодаря своему авторитетному тону,
Валерий Брюсов:
Есть (у Северянина) просто исковерканные слова, большею частью, ради рифмы
или размера, как «глазы» вместо «глаза» и др. Громадное большинство этих новшеств
показывает, что И. С. лишен чутья языка и не имеет понятия о законах
словообразований.
Вся комичность этой сентенции о «чутье языка» становится очевидной, когда
прочтешь
глазы не боятся грязи». Очевидно, и народ придется отнести к разряду «лишенных
чутья языка и не имеющих понятия о законах словообразования».
Что стал бы делать Игорь Северянин, если бы захотел хоть отчасти послушать
советов гг. критиков насчет своего дальнейшего пути!
Валерий Брюсов советует ему стремиться стать «учителем человечества»:
Игорю Северянину недостает вкуса, недостает знаний. То и другое можно
приобрести, — первое труднее, второе легче. Внимательное изучение великих
созданий искусства прошлого облагораживает вкус. Широкое и вдумчивое
ознакомление с завоеваниями современной мысли раскрывает необъятные
перспективы. То и другое делает поэта истинным учителем человечества.
А. Измайлов мирится с меньшим:
Признание и любовь придут к нему (Северянину) в ту минуту, когда он оставит в
314
детской все эти ранние игрушки, весь этот ажур парикмахерски прифранченных слов и
найдет спокойный и честный язык для выражения нежных, наивных, прелестно
грустных переживаний, какие знает его душа.
Иванов-Разумник зовет к природе:
Было бы грустно, если бы он век остался кричать на площади, или разносить свое
«мороженное из сирени» по петроградским дачам. Он подлинный лирически поэт, и
широкий путь его лежит от «дачи» к «природе», от «площади» — в леса, в поля...
Г-н А. Б. из «Голоса Москвы» никуда не зовет, он советует, по-видимому, остаться
самим собой:
Раскрашивать цветочки, рисовать губки бантиком, писать мадригалы нездешним
принцессам, — вот его поэтический круг. И пока нет в нем умысла, пока пенятся эти
идиллические песенки молодостью и живой любовью к миру, до тех пор такая поэзия
может привлекать и очаровывать.
Андрей Полянин ничего не советует, потому что смотрит на И. С. совершенно
безнадежно:
...Мы более чем сомневаемся (!), чтобы из «гения Игоря Северянина» выработался
хороший поэт.
А Амфитеатров «вылил свои думы» в стихах, пародирующих, между прочим, одно
из стихотворений Северянина:
Читаю вас: вы нежный и простой,
И вы — кривляка пошлый по приметам.
За ваш
Ведь, вы - талант, а не балбес пустой!
Довольно петь кларетный вам отстой,
Коверкая родной язык при этом.
Хотите быть не фатом, а поэтом?
Очиститесь страданья красотой!
Французя, как комми на рандеву,
Венка вам не дождаться на главу:
Жалка притворного юродства драма,
И взрослым быть детинушке пора...
Как жаль, что вас, дитей, не секла мама За шалости небрежного пера!
Каким проворным Фигаро нужно быть, чтобы хоть приблизительно следовать всем
этим зовам и советам.
О, очная ставка господ критиков оказалась необычайно удачной и яркой. Игорь
Северянин со своими необычными успехами, взлетами и падениями явился блестящей,
совершенно исключительной мишенью для этих близоруких охотников. Это состязание
с удивительной ясностью доказало, что только любовь или ненависть должны
руководить пером критика. Сухая объективность, серое беспристрастие оказались для
критика путеводителями совершенно непригодными.
Конечно, и говорить нечего, что личные счеты, погоня за вкусами толпы,
собственное безвкусие, неумение разбираться в явлениях искусства и отсутствие
чуткости ставят человека, берущегося за перо критика, в исключительно смешное
положение.
Пусть эта маленькая книжонка станет настольной для всякого, кто хоть минуту
сомневался в истинном значении нашей беззубой, равнодушной, творчески
несостоятельной, нечуткой и «авторитетной» критики.
Михаил Ефимов НОВЫЙ ПОСТАВЩИК УЛИЦЫ
Игорь Северянин и А. Масаинов «Мимозы льна»
С тех пор как Игорь Северянин отошел от эгофутуристов, он всецело отдался
315
служению улице и хорошо для этого приспособился. Снял хризантему из петлицы, из
большой и шумливой толпы «соратников» оставил одного только верного Алексея
Масаинова, сделал свой язык понятнее и, открыв новую лавочку поэзо-парфюмерии,
спокойно дожидается успехов и лавров. А успехи, нужно признать, довольно крупные.
Правда, Северяниным все меньше интересуется критика, но улица, к которой направил
он теперь свои поэзы, принимает его сочувственно. Нужды нет, что, уйдя от
футуристов, он не примкнул к «бальмонтис- там» или акмеистам, или другим; язык его
для широкой массы понятен и даже ощутительно нужен: как в крестьянстве до наших
дней живет смутная тоска по «Милорду глупому», «Францылю Венециану» и другим