Царственный паяц
Шрифт:
– Ну и что же он на это?..
– Да ничего-с... улыбнулись и на чай дали...
Парикмахер, видимо, был разочарован. Он ждал многого, мечтал о фокусах и белой
магии, а увидел — обыкновенного смертного...
Его разочарование понемногу передалось и мне...
...Большой многостульный зал. Горит электричество... Пусто... пусто, как в
парикмахерской днем... Я - один...
Вот вошли трое: преподаватель словесности,
– Любопытно... «Что Северянин нам готовит»... с улыбкой произносит словесник...
– Да-а-с!.. Послушаем!..
Один за другим стали появляться семинарист, студен, несколько гимназистов и
гимназисток... Две-три худосочных барышни... Офицеры...
Собралось человек шесть-десять... Зал был пуст зловеще... Указанное в афише
«начало» прошло, но занавес не подымался... Становилось скучно. Я уж стал
подумывать, что «поэзоконцерт» не состоится...
Неожиданно поднялся занавес... На сцену вышел молодой безусый человек в
визитке и громко произнес:
– «Милостивые государыни и милостивые государи!.. У Тургенева есть рассказ о
том, что жители одного города считали себя несчастными, если ежедневно,
просыпаясь, они не узнавали, что кто-нибудь написал новые стихи»...
Это Алексей Масаинов авторитетно и развязно скорбел о том, что нынешнее
общество не любит поэзии, что оно выродилось в пошлого «Ивана Ивановича»,
признающего только поэзию кредитной бумажки. Для вящего апломба оратор
мобилизовал лучшие литературные силы Европы и сверкал именами, как
бриллиантами. Блеск их, однако, никого не удивил, и «чемоданы» не помогли. Публика
слушала и удивлялась.
После Масаинова вышел на сцену бледный в длиннополом, семинарского покроя,
сюртуке «сам» Игорь. Увы, ни желтой кофты, ни хождения на руках, ни раскрашенного
носа, - не было. Стоял обыкновенный, осюртученный, обрюченный человек, похожий
на провинци-
ального псаломщика, приодетого по случаю храмового праздника. Это впечатленье
усилилось, когда Игорь Северянин «загнусавил»...
Монотонно, на один и тот же манер г. Игорь пропел подряд несколько своих поэзо-
измышлений о женоклубе, цветочной парфюмерии и модной галантерее... Лица у
публики прояснились. Некоторые не в силах были сдержать смеха при виде того, как
поэт приподымался на верхних нотах и опускался на нижних... Он не только пел, но и
танцевал свои стихи...
«> «> «;«
...В антракте немногочисленная публика оживленно комментировала новейшую
поэзо-литературу.
—По-моему, это балаганщина, а не поэзия...
—Ни мысли... ни идеи...
—Просто рифмованный барабан... ей-Богу!..
298
Кое-кто сбегал в кассу, побеседовал с распорядителем и теперь торжествующе
заявил:
— Господа, знаете!.. Игорь Северянин и Алексей Масаинов получают за
поэзовечер 12 рублей... И ни копейки больше...
— Считайте: за зал 25 рублей... За освещение... За афиши... а много ль нас?.. В
убыток сработали.
—Хоть мало нас, да мы славяне!....................................
Второе отделение прошло вяло. Стихи читал Алексей Масаинов
полудекаденствующие...
Игорь снова гнусавил, но публика больше не удивлялась - однотонность
прискучила.
Один за другим слушатели покидали многостульный пустозал даже во время
чтения......................................................................................
Наш «голос из провинции» — это искренний совет Игорю Северянину:
– Не ездите вы больше в провинцию! Она вас не стоит!..
А. Оршанин
ПОЭЗИЯ ШАМПАНСКОГО ПОЛОНЕЗА
Современному поэту-дэнди «жить и грезить лафа!» Утром, когда он мечтательно
подливает в кофе сливки, ему подают душистый конверт на «коленкоровой подшивке».
Прелестная «замужняя невеста», у которой есть «трижды овесененный ребенок», ждет
поэта и верит, что он придет, «ее галантный Эксцесс», возьмет ее и «девственно
озверит». На чайном столе увядают «бледновато-фиалковые» хризантемы-гре- зерки,
приятно «наталкивая» поэта на «кудрявые темы».
Взяв свой неизменный лорнет, поэт, «лоско» причесанный и «в шик»
опроборенный, едет в комфортабельной карете на «эллипсических рессорах» на
«чашку чая в женоклуб», «где вкусно сплетничают дамы о светских дрязгах и о
ссорах». «Эстет с презрительным лорнетом» — желанный гость в женоклубах, салонах
и других «блестких аудиториях». Во-первых, он - тонкий ценитель дамских нарядов.
Поэты старой школы преднамеренно или без злого намерения обходили молчанием
очарования женских туалетов или отделывались какими-нибудь общими местами.
Только у эго-футуриста хватило смелости приютить в своих поэзах капризных рабынь
моды. И в его стихах, словно в журнале мод, запестрели муаровые и незабудковые
вуальные платья, лилие-ба- тистовые блузки, «отороченный мехом, незабудковый
капор», эполеты из «палевых тончайшей вязи кружев», «вуаль светло-зеленая с
сиреневыми мушками», лиловые пеньюары, лазоревые тальмы, шоколадные шаплетки