Царство. 1951 – 1954
Шрифт:
— Враг сломлен! — громко объявил Георгий Константинович, но тут Булганин забил дурака. После каждого удара он прикладывался к рюмке.
— Когда, наконец, Маленкова приструним? — сделав очередной неудачный удар, произнес Николай Александрович. — Ведь ничего, подлец, не делает!
— Я бы всех чудиков скопом арестовал, как Берия планировал, не философствовал! — менторским тоном высказался Жуков.
— Нельзя, — возразил Хрущев. — Сегодня время другое, не поарестовываешь, как раньше.
— Чем оно другое?! — скривил брови Жуков. — Роту морпехов на умников, никто и не пикнет. Милиционеры от одного вида моих головорезов
— Мы, ребята, не варвары. Мы строим цивилизованное государство, а не новую тюрьму.
— Денег армии Маленков не дает, госбезопасности бюджет урезал, оборонная промышленность буксует! Мало аргументов? — не унимался Жуков. — Здесь уже на вредительство тянет!
Заложив кий за спину, маршал подошел к Хрущеву.
— С тобой, Никита Сергеевич, нам гораздо спокойнее будет, и нам, и стране. А то сидят гнилой кучкой и воняют!
— Не совсем так, не совсем! — не соглашался Хрущев. — Когда дело Берии касалось, то да, того без сожаления сцапали. А эти не разбойники, они сбоку стояли.
— Как это — сбоку?!
— Сбоку.
— Каганович сбоку?! — возмутился Булганин.
— Есть основные виновники, а есть второстепенные. А если по существу разбираться, то и мы недалеко ушли. Нужно двигаться в демократическом русле, как Ленин хотел. Микоян с нами, Ворошилов к нашей компании тяготеет. Тяжело будет святой троице удержаться. Молотов, Каганович и Маленков скоро себя окончательно дискредитируют. Как они повод дадут, мы их, по-человечьи нагоним, как во всем цивилизованном мире принято, а не по-людоедски. Тем более с Молотовым мы теперь друзья-товарищи, а значит и Каганович друг.
— Добрейшей души человек — наш Никита Сергеевич! — воскликнул Булганин.
— Горячие вы, неосторожные, — отозвался Хрущев. — Ветер в голове шумит. Я вам вот что скажу, — и он удобнее развалился в кресле. — Вы, ребята, великие люди. Ты, Георгий Константинович, живая икона, точно Георгий Победоносец, а Николай Александрович — такой светлый, благородный и государственный человек, что разочаровывать вы никого не имеете права, ни единой души! Берегите, ребята, свой авторитет, не позорьтесь. Ты, Коля, и ты, Георгий, звезды на небосклоне! Не стоит низостью мараться! Сделаем дело красиво. В этом году по-любому надо Маленкова сковырнуть, а на его место — Николая, — показал на Булганина Никита Сергеевич, — мы так договаривались. А Георгия — на Колино место!
— Тактик! — похвалил Булганин.
Подойдя к хрущевскому креслу, он наклонился и, схватив Никиту Сергеевича за шею, притянув к себе, чмокнул, то ли в губы, то ли в щеку — целовать сидящего было неудобно.
— Как я тебя люблю, Никита! — вымолвил министр Вооруженных Сил. Булганин уже представлял себя в премьерском кресле. Министр вернулся к столу и мощным, через весь стол, ударом, с прихлопом, загнал в угол десятый.
— Нате! — Но следующий пробил плохо, и тут Георгий Константинович виртуозно положил дуплет.
— Кра-со-ти-ща! — подпрыгнул Хрущев. Он никак не ожидал, что Жуков забьет дуплет.
Георгий Константинович покраснел от удовольствия.
— Поздравляем, поздравляем! — восклицал Никита Сергеевич. — Давненько такого шедевра не видел, давненько!
— Ну-ка, Никита Сергеевич, налей маршалу за такой удар! — велел Булганин.
Все приподняли за героического маршала Жукова, который сам был вне себя от восторга,
— Будь здоров, Георгий Константинович, за тебя, наш героический полководец!
— И мне довелось с Георгием Константиновичем повоевать, я был членом Военного совета фронта, когда Жуков Московской обороной командовал, — похвастался Булганин.
— А Сталин за всю войну, лишь раз на фронт выехал, когда наступление немцев под Москвой провалилось, — вспомнил Жуков. — Вызвал меня и говорит: «Едем на передовую». Я стал его отговаривать, ведь немец противник опасный. Сталин — нет, хочу в войсках побывать! Никогда этот случай не забуду, — наморщил лоб маршал. — Едем по Можайской дороге в сторону деревни Перхушково. Смеркается, на горизонте всполохи от артобстрела. Только Перхушково миновали — стоп! — велено остановиться. Вышел он из своего бронированного «Паккарда», шинель задрал, прямо на обочине сел на корточки и нужду справил. Мороз был нешуточный. Штаны натянул, в машину забрался и назад поехали. Такой получился фронт. В сорок пятом году, после Ялтинской конференции, Сталин вдруг этот случай вспомнил. «Помнишь, — говорит, — как я немцам зад показал?»
— Что не говорите, а выдающееся была личность! — высказался Булганин.
— Величие, Коля, тоже разное бывает. А то, что он железобетонный был, с этим спорить не стану. Но время сталинское прошло, сейчас наше время настало! Разве Георгий у нас не великий? — продолжал Хрущев. — Великий. И все это понимают. Только надо ли величие напоказ выставлять? Зачем самолюбованием заниматься? Мы коммунисты, мы строим счастливое общество, самое замечательное на земле, и не для себя — для людей строим! А чтобы такое благополучное общество построить, чтобы с пути не сбиться, надо огромную волю воспитать, да так, чтобы медные трубы в сторону не унесли, как со Сталиным случилось. Только кристальный человек может за собой народы увлечь. А Сталин кого увлек? В начале войны сдрейфил, не смог даже к народу обратиться, Молотов первое слово говорил. Вот когда немца погнали, осанку героическую принял.
— Верно! — подтвердил Булганин.
— Цель у нас самая светлая — социализм на земле, вселенское счастье! А у товарища Сталина палочное счастье выходило, и социализм палочный, а социализм из-под палки не рождается.
— Вот ты лекцию прочел! — пробасил Николай Александрович. Он залпом допил коньяк. — А жены без мужей не заскучали? — вспомнив о своей Лене, забеспокоился военный министр.
Женщины уже два часа как сидели в гостиной.
— Да не-е-е! — протянул Никита Сергеевич. — Они там с Лобановым, а тот известный оратор, мертвого заговорит.
Павел Павлович Лобанов имел великий дар убежденья, как шаман, гипнотизировал окружающих.
— Что ты в нем нашел? Болтают, что у Лобанова, как и у Лысенко, сплошная показуха, — проговорил Булганин. — Генетиков, говорят, напрасно они разогнали.
— Твой Лобанов ни одного путного открытия не сделал, — добавил Жуков.
— Да кого вы слушаете?! — возмутился Никита Сергеевич. — Кто это говорит?!
— Люди говорят, — пожал плечами Николай Александрович.
— Пусть не пи…дят! — отмахнулся Никита Сергеевич. — Попи…деть мы и сами горазды. Если мне не веришь, поезжай в Сельхозакадемию, у Лобанова с Лысенко помидоры, что мой кулак! А Лысенко тот просто гений, академик Вавилов его лично выдвигал!