Цеховик. Книга 1. Отрицание
Шрифт:
– Сечь-то я секу, но риск всё равно есть, что я не угадаю.
– Ну ты уж постарайся, – говорит Рыжий, – поднатужься и угадай. Один раз такое ещё может проконать, но больше, нет.
– Ладно, я подумаю, – отвечаю я. – Подумаю.
– Ну давай, подумай, – соглашается Рыжий. – Ну чё, подумал?
Вот же… Я не отвечаю, соображая, как это дело можно использовать в «мирных целях».
– Подумал, – говорю я после паузы. – Могу попробовать. Но смотрит, чтобы без предъяв.
– Ну так
– Но есть условие, – поднимаю я палец.
– Ну ты нудный, Бро, – качает головой Каха. – Какое?
– Урок должно быть по минимуму. В идеале ноль. Должна быть такая, буржуазная атмосфера, музло…
– Чё?
– Музон, напитки, типа бара что-то. Народ должен прям охрененно туда хотеть попасть. Но чтоб попасть, надо пройти фейс-контроль.
– Это ещё чё? – спрашивает Рыжий.
– Это когда на входе стоит громила и пропускает только тех, кого сочтёт подходящим клиентом. И чтобы внутри была атмосфера безопасности и дружелюбия.
– А это зачем? – разводит руками Каха.
– Чтобы пипл в это гнездо разврата охренеть как хотел попасть и боялся, что не попадёт.
– Какой пипл? – интересуется Рыжий.
– Народ то есть, электорат.
– Заумный ты кент, – качает он головой, – мутный. Мож ну его нах, а, Каха?
Но Каха уже представил прекрасные картины и почувствовал сладкий дурман, неодолимую негу, аромат порока и волнующую атмосферу крутого злачного места. Я вижу, как глаза его затуманились и в них, как у мультипликационной американской утки заплясали значки доллара, пардон, рубля. Пиастры! Пиастры!
– Да погоди, Рыжий, не начинай, – отмахивается он от дружка. – А где взять клиента нормального?
– А где точку делать решили? Только не на хате какой-нибудь левой. Палево это. Уровень ниже плинтуса.
– Это как?
– Низкий значит, отстойный, кончитный, плохой, фуфлыжный, ёпта.
– Бляха, ты прям новый Даль и Ожогов, – ржёт Каха. – Велик и могуч, в натуре, язык русский. По точке решаем ещё. Если будут мысли мудрые, дай знать. По клиентуре тоже. Школяров рекомендовать не надо.
– Я подумаю, поищу. Но от меня много не придёт. И, опять же, я людям порекомендую, значит надо, чтобы к открытию всё было тип-топ, чтобы пришли они и сразу охренели, от того, как у вас круто. И чтобы была гарантия того, что их не поимеют. Ставки должны записываться. Расписки нужно выдавать, чтоб всё без обмана. Думайте, короче. Ладно, я поскакал. Вписываюсь я. На ваших условиях, но со своими уточнениями. Попробую в общем.
– Слышь, Бро, – говорит Рыжий, – говорят, к тебе там мусор приходил. Чё хотел?
Быстро новости распространяются, кто бы мог подумать.
– Да так и не скажешь. Хрень нёс какую-то.
– Какую ещё хрень?
–
– Ты ж потерпевший, – подозрительно щурится он.
– Алё, какой я тебе потерпевший. Не знаю, в общем. Не нужно водить плохую компанию, если возникают проблемы, надо обращаться к участковому, не желаю ли я вступить в клуб какой-то там, а поступить в школу милиции после армии? Такая шняга. А чё? С какой целью интересуешься?
Он пожимает плечами, но ничего не говорит.
Я прощаюсь. Дело набирает обороты. Это всё, конечно, не по профилю капитана Артюшкина, но что-нибудь да выплывет. Если бы Большак подсказал какой-то объект подходящий, было бы отлично. Просто зашибись…
Иду домой. Надо поужинать, погулять с собакой и идти на встречу с Лидой. Интересно, что она мне скажет. Очень интересно…
Подходя к дому, замечаю Рыбкину. Она болтает с какой-то девчонкой. Выглядит как-то грустно. Чего такое?
– Привет девочки, – приветствую их я, подходя ближе. – Гуляете?
Наташка ничего не отвечает и поворачивается ко мне спиной. Вторая барышня бросает на меня странный испытывающий взгляд исподлобья и тут же отворачивается. На ней меховая, похожая на эскимосскую шапка с ушами, связанными под подбородком. На шнурках болтаются круглые меховые балаболки.
– Ну ладно, Наташка, – говорит она, – побежала я. Завтра в школе увидимся. Пока.
– Пока, Свет, – отвечает Рыбкина. – До завтра.
Света поворачивается и уходит, и Наташа тоже идёт в сторону своего подъезда, не сказав мне ни одного слова. Это ещё что такое…
– Наташ, ты чего, – окликаю её я, но она не обращает на меня внимания и идёт не останавливаясь.
Я обгоняю её и встаю на пути.
– Отойди, – говорит она.
– Нет, – мотаю я головой. – Что случилось?
– Ничего.
Голос, полный горечи, даёт понять, что что-то всё-таки случилось, причём минимально просто ужасное, но вполне может быть даже катастрофическое.
– Говори, – наседаю я.
– Дай мне пройти, – повышает она голос.
– Нет, сказал же уже. Говори, что случилось.
– Ничего, я уже ответила.
– Не ври. Пока не скажешь, я тебя не пущу.
– Размечтался! – огрызается она и пытается сдвинуть в сторону.
Щас!
– Говори, что случилось!
– У Юленьки своей спроси, Бондоренки!
– Это ещё кто? – буквально столбенею я.
– Ой, только не надо вот этого.
– Чего этого? Я вообще не знаю кто это такая, Юленька твоя.
– Ну это уже вообще подло! Насвинячил, имей мужество сознаться. Скользкий ты оказывается тип. Как налим!