Цеховик. Книга 1. Отрицание
Шрифт:
На некоторых коробках приклеены этикетки с названием. Колбаса варёная «Чайная». Судя по тому, что она лежит в мешках – левак, неучтёнка. Интересно, откуда? Списанная или украденная? Вряд ли специально произведённая. Хотя, может, мясокомбинат гонит неучтённый товар… Интересно живёте, тётя Люба. Боюсь только, продавщица Лида из бакалейного отдела может весь этот интерес испортить… Она может, я чувствую…
У меня получается восемнадцать коробок. Я перевожу их в холодильник и иду докладывать боссу.
– Ну, готово дело? – спрашивает Гусынина.
–
– Ну вот тебе премия за сегодняшние труды.
Она протягивает мне увесистый свёрток.
– Колбаска. Маму побалуешь. Папку-то не выписали ещё?
– Завтра должны.
– Ну вот и он покушает, такую-то ему поди можно.
– Не знаю, посмотрим, что доктор скажет. Спасибо большое.
– На здоровье.
Она даёт мне ещё пару незначительных заданий и просит отвезти в центр такой же свёрток, как у меня. Я прощаюсь, но перед тем, как уйти, подхожу к Лиде.
– Ну что, встретимся сегодня часиков в восемь?
– Приезжай, – пожимает она плечами.
– Давай, лучше ты, мне неудобно, дома нужно будет отпрашиваться.
– Мне тоже неудобно, – равнодушно отвечает Лида.
– Серьёзно? – поднимаю я брови. – Лида, серьёзно?
Она смотрит зло, но всё-таки соглашается.
– Ладно, мне всё равно надо было навестить подругу. Давай в половине восьмого встретимся у “Силуэта”.
Ну вот, это уже кое-что.
Я везу посылку от тёти Любы и посматриваю на часы. Нужно поторапливаться. Встречу с Кахой пропускать я бы не хотел. К счастью, мой сегодняшний адресат находится неподалёку от кафе. Я закидываю колбасу и спешу на встречу.
У вечного огня меняется почётный караул из старшеклассников. Последний на сегодня, наверное. Я захожу в кафе. Аромат кофе, рома, гнусаво-душное и такое сладкое «Ты верил в гитару, Битлов и цветы», звук ложечек, выедающих мороженное из стальных вазочек. Жил бы здесь. Всю жизнь.
За тем же столом, что и в прошлый раз сидит Каха в красном свитере с маленькой надписью Wimbledon на сердце. Я б тебе с удовольствием написал там «Колыма», сам бы вышил. Крестиком. Рядом с ним сидит парень в джинсовой куртке. Улыбается. Урка. Улыбается, как урка, глазки маленькие, медвежьи, опасные. Скулы широкие, с едва заметными шрамиками от мордобоев, сам худой, кожа да кости. Светлые волосы коротко подстрижены машинкой. Ну-ну, посмотрим, что за гусь.
Здорово, орлы, еклмн. Этот набор букв на кассовом аппарате написан, если что. Настроение как-то портится. Не знаю почему, но вдруг меня начинает бесить, что я должен улыбаться, ручки жать, за столом сидеть вот с этими… Рожа у дружка Кахиного, прям сама за себя говорит.
– Здорово, Брага, – говорит Каха.
– Егор, – отвечаю я и сажусь напротив них. – Давай так.
– Во как, – лыбится его дружбан. – Резко. Ладно, чё серьёзный такой? Егор так Егор. Не по-людски, конечно, ну как скажешь. Я тогда Кирилл.
Сказав это, он начинает ржать. Каха тоже.
– Кирилл, подайте, пожалуйста,
Очень хочется их обоих отделать прямо здесь… Так, ладно, что это со мной, какого хрена! Успокаиваемся. Раз-два-три вдох… Выдох… Я хмыкаю и выдавливаю улыбку. Широкую и максимально приветливую. Насколько это возможно, конечно.
– Ладно, сорян, господа хорошие. Это не наезд, если чё. В школе просто этой Брагой заманали уже.
– В школе, – ржёт скуластый Кирилл. – Ну извиняй, братан. Как тебя называть тогда? Браг, или Бра? А может, Бряк? Моряк, спички бряк.
– Спасибо, что не «бро».
– Феня у тебя заморская, – хмыкает Каха, – «сорян», «бро».
– Мать тюрьмуха, дай кликуху, – лыбится Кирилл.
– Бро, – гогочет Каха.
– Ну всё, считай крестили тебя, – говорит его приятель. – Теперь, Бро, не отмажешься. Я Рыжий, если чё. Поганяло моё. Ладно. Мороженку будешь за знакомство?
Мороженку я буду, я уже заказал, сразу, как зашёл. Мне её, сейчас и приносят. Его то есть.
– Ну давай, Бро, выкладывай, – говорит Рыжий, – как ты это делаешь?
– В смысле? – хмурюсь я.
– В смысле? – переспрашивает он. – Чё в смысле, как угадываешь про хоккей?
– Ну, ничего особенного, читаю «Советский Спорт» и делаю предположение. Всё. Часто угадываю.
– Да ты чё? – качает он головой и цокает языком. – А что значит часто?
– Часто – это значит больше пятидесяти процентов. Я бы сказал, процентов семьдесят-восемьдесят.
– А чё не сто? – прищуривается он.
– Машины времени нет, а так бы сгонял, счёт записал и вернулся.
– Машина времени есть, – ржёт Рыжий. – Чё не слышишь, вон же крутят.
Остряк. Прям шляпу снимаю.
– Ладно, – вступает Каха. – Погоготали и будет. Короче, Егор. Вот что мы решили. Мы с Рыжим то есть. Казино нам никуда не упирается. Дело гиблое. А вот ставки принимать хотим попробовать. Расклад такой. В долю мы тебя брать не станем. Смысла нет. У тебя ни бабла, и ничего другого.
– Ресурса не хватает?
– Вот-вот, ресурса.
– Понятно, – киваю я. – А вы только на хоккей будете принимать?
– Нет, на всё хотим. И, может быть, не только на спорт. Но это ещё посмотрим. Короче, сам сказал, идея ничего не стоит. Но ты ставить, естественно, можешь. И тут, как раз, хорошо, что ты не в деле. Врубаешься?
– Поясни, – говорю я.
– Будем твои ставки, всем показывать. Ты же хотел быть типа спецом, ну вот и будешь, но не прогнозами будешь торговать, а просто ставить и выигрывать в восьмидесяти своих процентах. И люди будут видеть, что ты фартовый, просекаешь? И будут знать, что ты не в доле. Постепенно начнут ставить так же, как ты. Сечёшь? А потом, иногда ты будешь ставить не так, как правильно, а наоборот. А я, вернее, мой человек будет ставить, как надо. И тогда, сечёшь мазу, да? И тогда мы будем срывать банк. И тебе тоже будет с этого обламываться, и прям неслабо так.