Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
Но вот часы пробили двенадцать раз. Захлопали пробки от бутылок с шампанским, искристый напиток засверкал в фужерах. С экрана телевизора Михаил Сергеевич торжественно поздравил весь советский народ с наступлением нового, 1991 года, первого в последнем десятилетии двадцатого века. А в тесной воронежской квартирке примерно такую же речь, только с заметным ироническим оттенком, произнес Соколов, по иронии судьбы тоже Михаил Сергеевич. Матвеев, хотя и был лидером, уступил привилегию поздравить свой «народ» Соколову — речи у него выходили эффектнее.
Вот уже
— Тихо! Мы про та-а-кую вещь забыли. — И хитро скосил глаза в сторону Саши. — Мне один человек еще до отъезда сказал, что может совратить меня — меня! — в тонком искусстве курения анаши.
— Ты что, на «слабо» меня ловишь? — лениво отозвался Саша.
— Не, — Толик помотал головой. — Я хотел узнать, что ты думаешь по этому поводу.
— Давай ее сюда. Вы ж не отстанете... О-ох, в квартире завтра на целый день придется окна открывать. — Саша обвел всех глазами: — Кто будет? Десантников я не спрашиваю, у них все на физиономиях написано... Глеб?
— Я что — хуже всех? — возмутился Глеб. — Или особенный?
— Понятно. — Глаза Саши сверкнули, он с довольным видом потер ладони. — Миш, покажем им класс? Ручаюсь, они про «Молитву наркомана» даже не слыхали.
— Я тоже ее не помню... Э, мужики, уговор — на меня не смотреть! — забеспокоился Соколов.
Саша прыснул. Валеру больше интересовало, что это за «Молитва наркомана», но спросить он не успел: вернулся Толик, ходивший в соседнюю комнату за «травой». Стол сразу же отодвинули в сторону, все сгрудились вокруг Саши, наблюдая, как он справится с весьма непростой задачей — правильно забить «косяк». Надо сказать, начал он профессионально.
— Как вы думаете, чему еще два года назад новичка в Организации учили первым делом? — Саша явно прикалывался. — Стрелять? Пальцы гнуть? «Закону»? Черта с два — анашу курить! Кстати, более-менее знающие люди могут по одному этому признаку — кто каким способом «траву» курит — определить, из какой команды и даже из какого отряда человек. Вот, к примеру, что у Хромого, что у Аспиранта — пардон, уже у Белого — народ запивает тягу холодной водой. Без воды им анаша не в кайф.
— А «Молитва наркомана»? — спросил ВДВ.
Похоже, этот вопрос волновал не только Яковлева.
— А-а, это классная вещь. Это отличительный признак отряда Слона. Нечто похожее водится у измайловцев. Если хотите, «Молитва» — это способ подсесть на «ха-ха». Бес-конечный стишок, и после каждой тяги все, кто курит, должны по очереди читать по куплету. Кто-нибудь обязательно собьется, остальные ржать начинают. Потом, уже по обкурке, начинаешь прикалываться с самого содержания. Я ни разу на измену не подсел после «Молитвы», а это важно, потому что если у меня покатит измена и я начну прятаться, потом сам себя месяц искать буду.
Он рассказывал отличительные черты курения в других группировках, потом они с Соколовым принялись вспоминать «Молитву наркомана», но не вспомнили и десяти чет-веростиший. Саша разложил приготовленные
— Вот чего я терпеть не могу, так это раскуривать.
ВДВ потянулся, выбрал «косяк», достал спички. По
Комнате поплыл дымок с характерным сладковатым запахом. Андрей глубоко затянулся, сказал:
— Ничего идет. Очень даже ничего.
Передал «косяк» Глебу. Когда все шестеро «причастились», Глеб законно возмутился:
— Все это прекрасно, но у всех есть своя манера, а у нас нет. Ну что за елки зеленые — опять мы исключительные!
«Трава» и в самом деле была замечательная. По крайней мере, Валеру зацепило круто. Толик прищурился так хитро, что стал похож не на калмыка, а на китайца, и громким заговорщицким шепотом сообщил:
— Глеб, ты в корне не прав, у нас есть своя манера. — Он покосился на Сашу, с полузакрытыми глазами ожидавшего, пока «косяк» доедет до него в третий раз. — Мы курим особенно, потому что — тайком от шефа. Если он нас за этим поймает — у-у! — отдерет так, что уши с треском отлетят.
— Да ну? — изумился ВДВ. Приставил раскрытые ладони к ушам, зачем-то помахал ими, потом изобразил, как они должны отлетать, с нескрываемым удивлением посмотрел на руки. — И правда.
Все грохнули. Валера смеялся до колик, глядя на растерянного ВДВ. Потом поглядел на Сашу, сидевшего рядом, не поверил своим глазам, зажмурился, посмотрел снова. Когда тот хохотал, у него были видны решительно все зубы, и чем больше Валера смотрел, тем меньше понимал: то ли он спятил, то ли у Цезаря зубов — вдвое больше нормы.
— Цезарь, скажи честно: сколько у тебя зубов?
Тот непонимающе уставился на Яковлева.
— Тридцать два.
— Так много?! Не может быть. — Валера был уверен, что это аномалия.
Саша разволновался, принялся на ощупь, кончиком языка, пересчитывать. Сбился, расстроился, махнул рукой.
— Ну тебя. Паровозиком будешь?
— А ты умеешь? — не поверил Валера.
— Дурак ты. Я все умею.
Паровозик — штука хорошая. Внезапно Валера вспомнил, что Соколов почему-то просил не смотреть на него. Интересно, почему? Валера повернул голову и поперхнулся дымом. Издав неопределенный звук, он зажал себе рот ладонью, свободной рукой показывая на Мишку. Все замерли — такого еще не видел никто.
Брови тот сложил домиком, губы стянул в кружок раз
Мером с пятак, белая грива волос была взъерошена, будто его головой кто-то недавно пол помыл, но это еше не все — глаза! Два голубых шарика сидели прямо на переносице и смотрели друг на друга! Хихикнув, Соколов приложил палец к губам и громко, раздельно произнес:
— Тс-с! Цезарь — здесь. Он — не спит. У него — много зубов.
От хохота качалась люстра, звенели стекла и готов был обрушиться потолок. Андрей корчил гримасы, пытаясь построить такую же физиономию, но у него глаза не вылезали на нос. По крайней мере, оба сразу. И друг на друга смотреть не хотели. Соколов сорвался с места, схватил куртку и с грохотом убежал. Остальные переглянулись, Толик ужасно огорчился: