Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
У него каменели скулы от гнева, когда Александр рассказывал о своей сестре. Девчонка, которой не было шестнадцати лет, — и семеро озверевших от похоти скотов... Беззащитная, беспомощная; ей удалось вырваться, но ни одна из ее подружек не пустила Наташу к себе даже на пару дней — чтобы она дождалась старшего брата. Они разминулись всего на четыре дня, и больше не встретятся — через полгода Наташа умерла.
Где-то она познакомилась с такой же бездомной девчонкой, только чуть постарше се, вместе скитались. Приехали в Мордовию, забрались в какую-то глухую деревню; председатель местного колхоза сжалился над ними, взял работать свинарками, хотя не имел права брать из-за возраста, выделил комнату в полуразрушенном общежитии, но девчонкам и это ветхое пристанище казалось раем. До фермы они ходили «ближней» дорогой — переходили
Посреди ночи ее повезли в районную больницу; но оказалось слишком поздно. Вскрытие подтвердило диагноз сельского врача — двусторонняя пневмония. Причина смерти: отек легких. Медицина оказалась бессильна помочь шестнадцатилетней девушке, слишком поздно ее доставили к врачу.
Наташу Матвееву искали четыре месяца по заданию Маронко, наводя справки буквально по всей стране. И всего лишь на две недели опоздали парни из разведблока Кос-ти Корсара. Они привезли лишь свидетельство о смерти...
Саша узнал об этом спустя несколько месяцев — Маронко опасался, что психика парня может не выдержать столько тяжелых потрясений в короткий промежуток времени, поэтому очередную страшную весть сообщил ему, дав оклематься от прежних ударов. А досталось ему по полной программе: голодовка, вокзал, полная безысходность, потом Организация, где мало кому не хотелось унизить или поддеть шефского «щенка». Саша не умел по-настоящему ябедничать, и слухи о насмешках до Маронко не доходили. Михаила не то чтобы уважали, но считались с ним больше: все-таки вор, хоть и бывший, «понятия» мало - мальски знал. А Сашу травили, он огрызался, дважды доходило до драк с парнями из отряда Хромого. Сам Хромой издевался достаточно тонко, а вот Лысый-один раз сказал: «Слышь, щенок, почисти мне туфли»... Саша бросил: «Я не лакей» — и ушел. Сказано это было в квартире Маронко и так громко, что услышал хозяин. Только через год Саша узнал, как тогда влетело Лысому, причем не столько от Маронко, сколько от Хромого — меру-то надо знать, в конце концов!
А эта женщина, Евгения... Саша был почти влюблен в нее, но после первой же ночи, когда наутро он узнал правду, увлечение сменилось ненавистью. Пожалуй, именно она во многом определила его отношение к женщинам — он перестал видеть людей в созданиях противоположного пола, постоянно ожидая от них подлости. И это мнение еще более укрепилось, когда Евгения на одной из вечеринок, сильно перебрав спиртного, при всех высказала свое мнение о мужских достоинствах Маронко, едва не плюнув ему в глаза. Саша тогда ударил женщину. Он влепил ей звонкую пощечину, жестко сказав: «Заткнись, дрянь». Она скандалила, порывалась выцарапать глаза мальчишке, «проданному с потрохами за символическую цену», ее увели спать... Через две недели она приползла сама — просить прощения. И, хотя Саша сделал вид, что простил, Евгения была обречена.
О криминале в то время Саша еще только подумывал. И решился он, уже держа в руках свидетельство о смерти
Своей младшей сестры. Ему больше не о ком было беспокоиться, он остался один, никто бы не страдал, если бы он рано погиб, а в криминале такое случается сплошь и рядом, никто бы не бедствовал, окажись он в тюрьме... Ему больше нечего было терять.
Его путь в криминале тоже не был гладким и легким. Младший приемыш Маронко казался всем таким уверенным в себе, таким непобедимым, и только он сам да Мишка Соколов знали, что стояло за этой видимостью. Он всегда появлялся на людях с гордо поднятой головой. Его решения были мгновенны и безошибочны, он поражал своим талантом, обещая стать в буквальном смысле слова гениальным преступником. Его узнала вся Москва, в Организации давно забыли, что когда-то он был шефским помойным «щенком»...
За полтора года, которые Валера проработал под его началом, Саша не изменился ни на йоту, Казалось, что он родился Кровавым Цезарем. И тем сильнее был у Валеры шок от его откровений.
* * *
...В
Ситуация сложилась следующая. Заказчиком груза был заведующий той самой базы, куда Цезарь доставил угнанные машины. В деле у него имелся напарник — его замес-титель, — который и отличался дурной привычкой хамить по телефону незнакомым людям. Он слинял из Воронежа в неизвестном направлении за двенадцать часов до прибытия Цезаря, тогда как сам заказчик уехал еще раньше — как только получил деньги.
Звали заказчика Андрей Егорович Журавельников, было ему неполных сорок два года, внешность имел самую обыкновенную: среднего роста, не худой и не толстый, темные волосы аккуратно стриг, лысеть еще не начал. Носил очки, но лишь для солидности — зрение у него было превосходное, вместо линз в оправу вставлены обычные
Стекла. Ни усов, ни тем паче бороды не отпускал, всегда гладко выбрит, опрятен и подтянут. Отличался большой сдержанностью — никто не помнил, чтобы он повышал голос. Строг, даже чересчур; немного зануден. Честен — секретарша уверяла, что более честного заведующего торгово-складским предприятием и представить себе нельзя. Недостач за ним не числилось, любовницу не имел и нетерпим был ко всем случаям адюльтера. Моралист. Одним словом, образцовый начальник эпохи строительства ком-мунизма. Если забыть о том, что он прирабатывал перепродажей краденого.
Жена его, Алевтина Станиславовна, была почти вдвое моложе мужа. Дочь первого секретаря горкома партии Воронежа, замуж вышла за лучшего друга отца, едва ей ис-полнилось восемнадцать лет. Андрей Егорович в молодой жене души не чаял, как и в четырехлетней дочери Альбине. Алевтина считалась настоящей красавицей, идеальной женщиной и ангелом во плоти. Она не работала, занималась ведением домашнего хозяйства и воспитанием ребенка.
Соседи их недолюбливали. Оно и понятно — пошлая житейская зависть. Уж больно хорошо — по меркам пусть и крупного, но провинциального города — жили Жура - вельниковы. Трехкомнатная квартира в многоэтажном доме, похожем на московские безликие коробки, все удобства, включая телефон и раздельный санузел. Машина, гараж, дача, две сберегательные книжки. К тому же Журавельникова никогда не видели пьяным — мог пропустить стопочку, но только за домашним столом и по большим праздникам. И с женой никогда не ссорился. Прямо-таки живой укор, бревно в глазу у соседей. Его положительный пример поведения в быту явно мешал им жить — ну что это такое, весь из себя положительный и идеальный, совсем без недостатков, а соседи по сравнению с ним просто порочные создания.
Поэтому все безоговорочно поверили в историю, которой Алевтина объяснила любопытным соседкам внезапное исчезновение мужа и появление в ее трехкомнатной квартире молодого мускулистого незнакомца. Обнаружился - таки порок в сверхпорядочном Журавельникове.
Соседки вовсю судачили, Алевтина плакала, осторожно — чтобы не попортить макияж — промокая кукольные
Глазки кружевным платочком. По версии расстроенной женщины, ее муж во время командировки в Москву познакомился с какой-то нахалкой, не постеснявшейся совратить женатого человека. Оставил он жене трогательное письмо: «Прости, Аленька, люблю другую. Жить без нее не могу». Письмецо это Алевтина весьма охотно демонстрировала всем желающим покопаться в чужом грязном белье и не забывала пожаловаться: «Старый хрыч, я ему молодость и невинность отдала, а он, кобель чертов, к московской девке удрал». Назло ему Алевтина привела любовника.
Конечно, будь Валера местной бабулькой-сплетницей, он бы поверил в эти россказни. Но он относился к категории людей, которых трудно провести такими детскими уловками. Ни в какую Москву неверный супруг не сбегал, и Алевтина, безусловно, знала его местонахождение — иначе бы не отнеслась к «измене» мужа так безмятежно. Что до любовника... Не исключено, что Алевтина на самом деле спала с ним — чего ради она теряться станет? — но в первую очередь это был телохранитель. Вероятно, Журавельников сумел сообразить, что разгневанные кидняком москвичи постараются его найти, и на всякий случай принял меры для обеспечения безопасности семьи. Решил, что одного охранника будет достаточно.