Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
Никогда еще рэкет так не свирепствовал, как в ту осень. Москва задыхалась от наплыва преступников, оружия в ней было столько, что никто уже не удивлялся количеству пациентов с огнестрельными ранениями в московских больницах. Налеты, погромы... Горели склады кооперативов и ряды коммерческих палаток, падали люди, сраженные киллерами, гремели выстрелы на кровавых «разборках», проводившихся уже открыто, прилюдно, безо всякого стеснения.
Сколько угроз выслушали в ту осень следователи, работники отделений милиции и РУВД! Сколько покушений произошло... Рэкетиры держались
Вода сквозь сетку решета. Это был кошмар, повторявшийся изо дня в день.
В начале декабря с диагнозом «алкогольный делирий» (в простонародье — белая горячка) в больницу угодил один из тех двоих, кто отдал приказ вершить самосуд... Врачи не сумели спасти ему жизнь. И через неделю после этого в своей квартире, в ванной комнате, был найден мертвым второй участник того «заговора». Он вскрыл себе сонную артерию.
Перед смертью он написал письмо, где указывал истинную причину гибели Артура Свиридова, принимая всю ответственность за это злостное злоупотребление служебными правами на себя, и просил одного — ничего не объяснять его семье. Жена самоубийцы сообщила, что последние две недели ее муж вел себя крайне странно, маялся бессонницей и обращался к психиатру. Однако тяжелого расстройства психики врач не обнаружил. И вот — результат...
Странно, но после этих двух смертей криминальные костры стали затухать. Может', наступившая зима охладила ныл бандитов, а может, их жажда мести была'удовлетворена. Как бы то ни было, всплеск преступности пошел на спад. Рэкетиры вновь закопались в шелуху, ушли в тень лидеры, «разборки» приняли привычный вид. И только одно осталось неразгаданным: стихийным был этот всплеск или чей-то холодный злой гений программировал поведение сотен людей, будто написал сценарий для театра марионеток?...
КОМУ БЫЛ ВРЕДЕН КОМПРОМАТ
Валера лениво поднимался по лестнице. Вот везет же этому подъезду — как зима, так лифт ломается. В эту зиму стабильно два раза в неделю ломался, в ту... Правда, Валера точно не знал, с какой частотой лифт выходил из строя в прошлую зиму, потому что тогда жил в другом месте. Зато в лом году — пардон, в прошлом, потому что наступил январь — подвернулась уникальная возможность купить квартиру. Законом теперь это было дозволено, денег хватило бы и на несколько квартир, но уникальность заключалась в другом: свое жилье решили продать Сашкины соседи.
По идее, жилплощадь позарез была нужна Соколову, по сей день прописанному в общаге, но Мишка хотел трехкомнатную, а в этой комнат было две, причем одна — совсем крошечная. Поэтому ближайшим соседом Матвеева стал Валера, который оказался поскромнее в запросах.
Сашка немедленно извлек выгоду из такого соседства. Они установили еще одну дверь, общую, отгородив свои квартиры от лестничной площадки и выделив себе маленький тамбур. А выгода заключалась в том, что на звонки к тамбурной двери подходил только
Всем нравилось Валере его новое жилище, кроме одного—уж больно часто ломался лифт. А этаж, как-никак, седьмой...
На лестнице сидела скрюченная фигура. Острые коленки торчат выше ушей, между ступней — ополовиненная бутылка пива. Заслышав шаги, человек поднял голову, и Валера встретился с невыразимо грустным взглядом панка Виктора.
— Ты чего здесь сидишь?
— Тебя жду, — хмуро отозвался Витька.
— Мог бы к Мишке зайти, мы там всей толпой с утра обитаем.
— Да ну... Может, у вас свои дела.
— Не, в карты играли. А потом Мишку на разговоры прорвало, он опять загрузил всех идеологией под завязку. Я и ушел-то потому, что мозги раком встали.
Валера открыл дверь, кивнул Витьке — мол, заходи. Разделись, протопали на кухню. Витька за время общения с командой Цезаря здорово изменился, его оригинальность стала менее вызывающей, зато ума явно прибавилось. Летом он постригся — попрощался с панковской молодостью, — к зиме отрастил не гребень, а просто гриву. На данный момент Яковлев считал его лучшим работником разведблока и самой большой надеждой.
— Сашка тоже сейчас у Мишки? — зачем-то спросил Витька.
— А что?
— Да я с водкой пришел, а он вроде запрет на это дело наложил.
— Не совсем. Если ты ужрешься и пойдешь куролесить, то он применит какие-то санкции. Если «залетишь» по пьяни, то штраф, если не «залетишь», но попадешься ему, то по морде даст. Если не попадешься, то ничего не будет.
— Если, если... С понтом, ты пить не будешь?
— Кто тебе сказал? Но я не ужрусь.
— А есть риск, что Сашка зайдет?
— Определенная вероятность есть. Но вообще-то мы его до утра не ждем — он к Раисе поехал.
— Слушай, я тут сплетню поймал. Правда, что ли, он женится? — Выражение лица у Витьки почему-то было испуганным.
— Трудно сказать. Собирается, думает, но точно еще неизвестно. По крайней мере, от него я об этом не слышат. Тебя-то это почему волнует?
— Да ну, такой хороший парень. Зачем ему жениться?
Валера расхохотался:
— Вить, мы все этим переболели. Типа того, что курица не птица, женщина не человек. Чушь это, потом сам поймешь. И то, что жена не нужна, когда вокруг баб полно, тоже ерунда. Не знаю, как насчет жены, но постоянная девчонка, причем одна, необходима. Уверенней себя чувствуешь.
— Но ты-то жениться не собираешься вообще, так?
— Официально, — уточнил Ватера. — И исключительно из-за суеверия. Что до остального, то я один из немногих, кто охотно работает с женщинами. Им, пожатуй, только руководство не стоит доверять — они либо слишком мягкие, либо наоборот. В крайности ударяются. Да и не все мужики с ними считаются, это тоже надо во внимание принимать. Но я тебе скажу одну вещь: нет равных женщине по части хитрости. Когда надо сделать кому-то гадость, спроси женского совета. Мужики до таких тонкостей не додумаются никогда.