Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
Маронко думал несколько секунд, досадливо приподняв брови, затем показал на телефон:
— Ты в этом вопросе больший специалист, чем я. Если считаешь перевозку необходимой, то созванивайся. Машину я дам, все документы в порядке.
Серега уселся за телефон; не отрытая взгляда от лица Артура, Саша спросил:
— Отец, на кладбище стрелять будем?
После секундной заминки Маронко ответил:
– Когда я разговариват с ним в последний раз, он говорил, что хотел бы умереть с почетом. Умер он в камере, но хоронить его надо как нашего героя. Пусть раньше такого не было — теперь будет. Он станет первым героем русской мафии. Так что залп необходим, и скорее всего я отдам эту привилегию тебе — он же учил твою команду. Вы ему многим обязаны, вам его и почтить.
— А у нас еще
— Из чего стрелять будешь?
— Это без вопросов. Классическое оружие мафии — обрез.
— Добро.
Серега договорился, но ничего сказать не успел — только он положил трубку, как телефон зазвонил вновь. Маронко подошел, и по первым же словам Саша понял, что звонит «спец»-посредник. Таких в Москве было всего семь человек, они обеспечивали «правительственную» связь. Если обычный посредник связывал лидера с внешним миром, то «спец» устраивал переговоры между лидерами. Телефоны всех «спецов» «черной дюжины» знал каждый из двенадцати наиболее авторитетных лидеров. «Спец» знал телефон только представляемого им лидера; наседать на чьего-либо представителя с требованием дать координаты его лидера считалось едва ли не худшим беспределом и не допускалось даже в дни войны. Вытрясти из «спецов» информацию даже силой было практически невыполнимой задачей.
Два «спеца» находились на особом положении. Первый мог связать с любой из группировок Измайловского союза, второй выполнял аналогичные функции в беляевском союзе. Кроме того, он имел выход на трех крупных немафиозных авторитетов, проще говоря, воров в законе, в том числе и на Ювелира — давнего приятеля Ученого. А Ювелир, в свою очередь, — единственный вор в Москве, который постоянно выступал в роли арбитра в спорах между крупными командами в тех случаях, когда они не хотели или у них не было возможности решить спор при помощи оружия. Ювелира бандиты почему-то сильно уважали, хотя с другими ворами считались мало. Слово его было последним, его приговору спорщики подчинялись беспрекословно. И, учитывая огромное количество стычсК, учитывая постоянную грызню за класть между группировками, без дела он не скучал.
Саша знал, что Маронко утром, пока Белый ездил за телом Артура, обзвонил всех «спецов» и связался с Ювелиром — предупредил, что ни одна команда не должна давать «крышу» шестерым, объявленным в Бутырке вне закона.
Никто не имеет права защищать их, справедливость притязаний Маронко подтвердят все, в том числе и Ювелир.
Маронко записал семь цифр, названных посредником, сделал знак собиравшемуся уходить Саше:
— Не спеши. Возможно, сейчас поедешь к Гончару. Сдастся мне. он меня разыскивает для того, чтобы кто-то забрал у него нашего клиента. Сам уже наигрался.
— Интересно, сильно они его покалечили?
— Не думаю. Они не будут нам удовольствие портить. Опустили, конечно, так я уверен, что всех на месте — где поймают — лишать «невинности» будут. Может, сше как - нибудь зло сорвут —- у Слона ребята особой добротой не отличаются. Артема-то помнишь?
Еще бы, подумал Саша. Артем лишь немногим уступал размерами Слону, и его громилы соответствовали начальнику. Девять только что сбежавших из джунглей горилл под командованием десятой. Именно туда и были распределены «салаги» Матвеев и Соколов. Саша помнил, как ему пришлось доказывать свое мужество на третий день пребы-вания в отряде Слона. Один из амбалов Артема принялся задирать Сашу. Вмешался Мишка. Кончилось это дракой, в которой «щенки» оказались вдвоем против семерых громил. Из них в буквальном смысле слот сделали отбивные, но они дрались до последнего. В конце концов зачинщик прекратил забаву, объявив, что проверку они выдержали. Оказалось, их испытывали на душевную крепость — не заноют ли при угрозе здоровью, не предпочтут ли положение вечных «шестерок» вполне серьезным побоям. С этого момента щенками их звать перестали. Саша потом, уже по собственной инициативе, еще раз выяснял отношения с задирой — один на один. Ему здорово досталось, но и противнику было не до шуточек. И только после этого у них установились дружеские отношения. В спокойном состоянии Артем и его мужики были неплохими собеседниками, только в карты с ними играть
— Боюсь, что после Артема мастерам Хромого делать будет нечего, — скептически заметил Саша.
— Ошибаешься. Я знаю Артема чуть подольше, чем ты, и могу утверждать — он не сторонник скорой расправы. Конечно, они не смогут удержаться, чтобы совсем не тро
Гать их, бесполезно было бы запрещать, поэтому единственное ограничение, которое я поставил, — чтобы крупные кости были целы, чтобы ниоткуда ничего не оторвали, и все в таком духе.
Саша вгляделся в номер телефона, недоверчиво спросил:
— Это домашний телефон Гончара?
— Господь с тобой... У кого-то на квартире прохлаждается, — отозвался Маронко, набирая номер. За свой телефон он не переживал: в аппарат вмонтирован анти-АОН, с которым можно звонить в КГБ без риска быть вычисленным. — Да? Михаил? Здравствуй еще раз, это Сергей... Я так и подумал. Диктуй адрес. — Придерживая трубку плечом, он быстро царапал на листочке бумаги район, улицу. — Все. Спасибо еще раз... Кого пришлю? А Цезаря!.. Что? Чем он тебе не нравится? — Маронко сдержанно рассмеялся. — Прекрати, Миша, ты так от него отмахиваешься, будто он исчадие ада, а он на самом деле такой же, как ты, только сплетничают о нем больше... Брось ты, ему сейчас не до сведения старых счетов... Нет, эту неделю я никакими делами ни с кем заниматься не буду. У нас траур, эти семь дней мы отдаем памяти погибших. Это святое, их надо вспомнить, они это заслужили... Ради Бога, это внутренние дела твоего союза, можешь присоединиться ко мне. В газетах о нас не пишут, оно и к лучшему, сами со всем справимся. Да, только позвони Ювелиру и скажи, что поддерживаешь идею перемирия на дни траура, чтобы никому - не пришло в голову полезть с тыла...
Конца разговора Саша не слышал — он обувался в ко ридоре. Ему пришлось подождать еще несколько минут, пока Маронко вышел и вручил ему листочек с адресом.
— Езжай. Белого я предупрежу, чтобы ждал клиента. И без глупостей!
— Я не маленький, — буркнул Саша. — И на полное отсутствие мозгов не жалуюсь. Так, значит, чтобы крупные кости были целы. А мелкие?
— Иди! — слегка подтолкнул его Маронко.
Не торопясь, Саша спустился вниз. Серега остался — заниматься телом Артура, — Соколов с Яковлевым стояли у Сашиной «девятки», курили. Саша протянул листок Ва-лерке. Сезон охоты можно считать открытым.
* * *
За окнами похоронного автобуса все было совершенно серым. Сентябрьский дождь хлестал без передышки вторые сутки подряд, холодный порывистый ветер был настолько сильным, что приходилось наклоняться вперед при ходьбе против ветра.
Автобус был полон, ни одного свободного места. Води теля взяли своего — того, который пригнал машину, отправили прогуляться, доверительно сообщив, что «меньше видел — дольше проживешь», и пообещав вернуть автобус точно в назначенное время.
По-разному, но в одинаково траурную одежду одетые, автобус заполняли молчаливые люди разного возраста. Женщин только две — мать и невеста погибшего, пожилая и молоденькая, обе с одинаково заплаканными лицами. На общем сером фоне как-то слишком ярко выделялись три фигуры — молодые парни с окаменевшими лицами. Черные кожаные куртки, черные кожаные штаны, черные водолазки под куртками — ни единого светлого пятна.
Между сиденьями на помосте стоял гроб, обитый кроваво-красной тканью. Крышка была забита в церкви священником после отпевания, но лицо человека в этом гробу, лицо с закрытыми глазами было навеки запечатлено в памяти провожавших. Когда его положили в гроб, он ничем не напоминал то тело, что двумя днями раньше лежало на столе в квартире Маронко. Человек в гробу был именно тем Артуром, которого они знали, даже его снисходительная усмешка, как прежде, слегка изгибала бескровные губы. И эта идентичность больно резала глаза. В его смерть не хотелось верить, и, возможно, это была единственная причина, заставлявшая многих отворачиваться от гроба, стараться не смотреть в ту сторону. Не хотелось лишний раз напоминать себе, что Артура-«аварийщика», Артура Джордано, давно ставшего такой же неотъемлемой частью их жизни, как Ученый, как Хромой или Цезарь, — что Артура больше нет. И они провожают его в последний путь.