Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
Она входила в число тех немногих людей, с которыми Саша постоянно был начеку. Он следил не только за тем, что он говорит, но и как — каким тоном. Он старался не ранить ее каким-нибудь неуместным жестом, стремился не дать ей почувствовать себя забытой и брошенной. За все время общения с ней он не отпустил в ее присутствии ни единой черной шутки из разряда тех, которые так часто от него слышали в других условиях. Мало того, Раиса во многом изменила его отношение к женщинам. Пустоголовые создания встречаются и среди мужчин, все недостатки рода человеческого свойственны в равной степени обоим
Она вовсе не была такой красавицей, как Вика или Таня Кудрявцева. Обычная девушка, каких на улице — тысячи. Наверно, ее бы очень красила улыбка, но Саша ни
Разу не видел, как она улыбается. Он познакомился с ней, когда она лежала в больнице, и с того момента она была или грустной, или серьезной. Когда он услышал: «Я буду ждать его хоть пятнадцать лет», он подумал: девчонка позирует, играет на публику. Где это видано — ей семнадцать лет тогда было, и чтобы она сумела провести лучшие годы своей жизни в одиночестве? Однако через два месяца он уже ничуть не сомневался, что Раиса дождется Артура. И вот... Не пятнадцать лет — меньше года, и она рассталась с надеждой.
Тогда, после поминок, мать Артура увезла Раису к себе, решив, что первую, самую тяжелую ночь им лучше провести под одной крышей. А на следующее утро девушка по-просила у Саши разрешения приехать к нему.
Она мало говорила, молчала целыми часами, и в ее поведении Саша узнавал сдержанность Артура. Ей было невыносимо тяжело, но она пережигала боль в себе, не пытаясь разделить ее с окружающими. Саша жалел девушку, как беспомощного больного ребенка. Впрочем, она им и была — восемнадцать ей должно исполниться только в ноябре. В том возрасте, когда другие девчонки расцветают, только начиная познавать радости жизни, Раиса лишилась всего — опоры, надежды, цели и смысла существования.
Сварив кофе, он поставил чашечки на поднос, принес в комнату. Раиса сидела, глядя невидящими глазами в окно. Два раза пискнули часы, сигнализируя, что уже пять. Саша пододвинул поднос, чтобы ей не пришлось тянуться за чашкой через весь стол.
Какие у нее бьши пальцы — тонкие, кожа бледная, полупрозрачная... Саша посмотрел ей в лицо. Да, изменилась она очень сильно — осунулась, под глазами залегли черные тени, уголки губ скорбно опущены. Увядший бутон. Призрачную, синеватую ее бледность еще более подчеркивала траурная одежда.
Звякнул телефон. Подходить или нет? Саша бросил косой взгляд в сторону табло АОНа — Валерка. Придется ответить.
– Да?
— Привет.
— Здорово.
— Саш, мои панки одного нашли.
Ну вот, теперь Белому будет заботы охранять не одну, а две игрушки. Глядишь, через недельку всех шестерых соберут.
— Где?
— В Люберцах. Спрятался у бывшего сокамерника, алкаша. Там же ошивается парень, который ударился в бега после изнасилования.
— Замечательно. Целый зоопарк. Они в курсе, что приютили поставленного вне закона?
— В курсе. Они уже обращались к местным крутым, какая-то мелкая команда, те не стали рисковать — так самим вне закона можно оказаться. Не угомонились. Алкаш связался еще с одной командой, те ему популярно объяснили, что помощи им не окажет никто, и рассказали, что его ждет, если он не сдаст своего «подопечного». Прошло три дня — он не чухается.
Саша задумался. По идее, надо было позвонить Слону и сообщить адрес, но делать этого не хотелось. В конце концов, его команда обозлена не менее остальных, и если не «спустить пары», то эта злоба может выплеснуться в иное, менее желательное, русло. Если иметь повод вольничать, то Слону можно было бы и не сообщать ничего. А таким поводом можно посчитать спешку.
— А есть риск, что они могут сломиться оттуда?
Яковлев молчал. Скорее всего он обдумывал совсем не
То, что Саша спросил. Искусством чтения между слов владели почти в равной степени все ребята его команды, и Валерка наверняка пытался понят ь, что на самом деле стоит за заданным ему вопросом.
— Знаешь, могут. Они же предупреждены. Нам, впрочем, выловить их будет проще пареной репы — там Витька дежурит, — а Слону будет труднее. Ему ведь придется по-стоянно координировать свои действия с нами, поскольку слежка наша, а люди — его. Неудобно.
— Ладно. ВДВ дома?
— Ага. Дрыхнет без задних ног.
— Придется обломать ему этот кайф. Ты никуда не уходи, поедешь вместе с ним. Ватер, и привезете их — всех троих — не к Белому, а на ту хату, где мы зимой воронеж
Скую семейку держали. Ничего страшного, если Белый их завтра или послезавтра получит.
— Саш, а что мы с ними будем делать? Если уж на то пошло, мы их даже опустить не сможем. Я вообще не знаю, как к такому делу подойти. По-моему, ни у кого из наших просто не встанет.
— Яковлев, тебе не стыдно? А фантазия тебе на что дана? Ус11, объясняю популярно, как это делается. — Он на мгновение прикрыл микрофон трубки ладонью, повернулся к девушке. — Рая, заткни уши, а то они высохнут от моих советов.
— Не волнуйся, мне Володя уже расписал во всех подробностях, что вы намерены делать. По-братски секретом поделился, — обронила она невыразительным голосом.
— Вот оно — тлетворное влияние Хромого. Три четверти наших планов для женских ушей явно не предназначены. Мог бы и опустить детали... Яковлев, ты меня слушаешь?
— Все внимание.
— Снимаете с клиента штаны — или пусть сам снимет, если вам лень. Ставите его раком и держите, чтоб не дергался. А затем берется обычная швабра и ручкой засовывается в задний проход на глубину двадцати сантиметров.
— До этого я и сам додуматься мог.
— Тогда какого черта задаешь дурацкие вопросы? Что делать, что делать... Тоже мне, Чернышевский. Короче, вата задача — с дать их в более-менее приличном состоянии, чтобы основные функции организма сохранились, а воля была бы сломлена. Делайте, что хотите, но к Белому вы должны привезти не людей, а покорных животных.