Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
Разговор сворачивал совсем не в то русло, которое было нужно Тане. Не для того она ждала этого вечера, чтобы узнать его планы на будущее.
— Саш, почему ты такой серьезный?
— Я не серьезный, — поморщился он. — Просто не считаю нужным засиживаться в детстве, как большинство наших ребят. Они наивные дети, за которых все решили ро-дители. А я считаю себя взрослым человеком, я думаю сам, своей головой, и способен нести ответственность за все свои действия.
— Никогда не смеешься...
— Ты не видела. Наверное, в институте нет
Он сидел на подоконнике. Таня стояла рядом, лицом к нему, но смотрела в темноту зимней ночи за окном.
— Ты странный человек. Будто из другого мира. — И неожиданно выпалила: — Знаешь, что все девчонки в группе сохнут по тебе?
— Знаю.
— Откуда?!
— Вижу, — и взглянул в упор на смутившуюся Татьяну. — Я все замечаю, хотя не могу сказать, что меня это волнует.
Она не выдержала пристального взгляда Матвеева, отвела глаза, щеки зарделись.
— Что ж ты теряешься? Мог бы выбрать любую.
— Да ну. Зачем мне гарем?
Помявшись, она решилась задать «страшный» вопрос:
— У тебя есть девушка?
Он молча кивнул. Они давно докурили, но ни Сашка, ни тем более Таня не проявляли желания вернуться в зал.
— А почему ты один на дискотеку пришел? — Под вежливым и якобы равнодушным тоном Таня старалась скрыть ревность.
— Я и сам не собирался приходить. Этот вечер я планировал провести с ней, но у нее возникли трудности, и я решил потанцевать.
Вот, оказывается, почему он опоздал... Его слова причиняли ей приличную боль, но Таня не могла остановиться, продолжала бередить рану:
— Интересно, как ее зовут?
— Зачем тебе это? Она не из института, и ты ее точно не знаешь.
— Не в этом дело. Любопытно, красивое ли у нее имя.
— Красивое. — Помедлив, добавил: — Евгения.
— Ты ее так и называешь — Евгения, а не Женя?
— Да. Мне гак больше нравится.
— И ты... ты сильно ее любишь?
— Наверное. Тань, мне не хотелось бы обсуждать эту тему с кем бы то ни было. Не обижайся, но это моя личная жизнь. Лучше пойдем танцевать.
Он легко спрыгнул с подоконника, сделал несколько шагов, оглянулся. Таня стояла в той же позе.
— Тань, пойдем.
Не поворачиваясь, срывающимся голосом она спросила:
— Если я попрошу тебя об одной вещи, ты ее сделаешь?
— Если смогу.
Резко повернувшись, одними губами — голос не повиновался ей — она проговорила:
— Можешь меня поцеловать?
Несколько долгих, томительных секунд он оставался недвижим. Кровь отхлынула от Таниного лица, сердце сначала замерло, затем отчаянно заколотилось. Усмехнувшись, он подошел к ней; поднявшись на цыпочки, она обняла его. Дыхание прервалось, когда он ласково коснулся ее приоткрытых губ... Ей хотелось, чтобы эти волнующие мгновения не кончались, чтобы где-то гремела оставленная ими
Дискотека, а они так и стояли вечно на пустынной лестнице... Но он выпрямился, снял свои ладони с ее талии, а Таня не могла более сдерживаться,
— Как же так, Саша? Ты встречаешься с одной, а целуешь другую, — задыхаясь от волнения, спросила она.
— Ну и что? Я ни ей, ни тебе никаких обязательств не давал. Она не ревнивая, а что до тебя, то я просто выполнил твою просьбу.
— Ты со всеми такой?
— Какой?
— Бесчувственный.
И тут Таня впервые увидела, как он смеется. Он хохотал от души, заразительно, даже глаза заискрились. Отсмеявшись, он сказал:
– Вот, оказывается, как я выгляжу в женских глазах: холодный, равнодушный тип. Теперь я понял, чем вас привлекаю, это еще Пушкин сказал: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». А ты, значит, решила растопить мое ледяное сердце?
Бедная Таня не знала, куда ей провалиться; на глазах выступили слезы. Она метнулась вниз по лестнице, добралась до раздевалки. Старенькая гардеробщица участливо посмотрела на ее вспыхнувшее краской стыда лицо, на блестящие от слез глаза, но ничего не сказала. Таня лихорадочно одевалась, стремясь побыстрее покинуть место, где ее так опозорил парень, в которого она была влюблена. Самое неприятное — они ведь учились в одной группе, и Таня не представляла себе, что станет делать, если он примется похваляться своим успехом.
Послышался гул шагов по каменному полу. Таня, стоявшая у зеркала в холле, оглянулась и помертвела — Матвеев. Не оборачиваясь в ее сторону, будто не видя ее, он по-лучил свою «аляску» и, одеваясь на ходу, вышел на улицу.
Тане ужасно захотелось догнать его, сказать, что на улице темно, а ей страшно одной идти до метро. А если вдруг он снова посмеется над ней? Тогда она заявит, что вовсе не влюблена, что играла с ним от скуки и на самом деле не менее холодна, чем он. Но, слава Богу, она не бросилась за ним.
Он стоял на крыльце прямо у входной двери и курил;
Таня чудом успела принять независимый вид, вознамерилась было проскочить мимо, но Саша негромко окликнул ее:
— Тань, не спеши.
Она остановилась с недовольной гримаской, будто бы ужасно торопилась, а он задерживал ее.
— Я провожу тебя. А то здесь переулки темные, мало ли что может случиться с одинокой хорошенькой девушкой. — И обезоруживающе улыбнулся.
— Что, специально дожидался меня? — ехидно спросила Таня. — И даже с дискотеки ушел из-за этого?
— Совершенно верно. Правда, с дискотеки ушел потому, что не люблю такого времяпрепровождения. Я пришел-то от безделья, и это было в первый и последний раз.
— Как же ты отдыхаешь?
— По-разному. Иногда дома заваливаюсь на диван с книжкой, иногда видак смотрю. А так — я очень люблю театр. — Он грустно улыбнулся. — Меня в детстве мама каждое воскресенье в театр водила, а когда я начал работать, уже я ее приглашал — совсем как большой. Сейчас один хожу — Мишка кино больше любит. Да и не смотрится это как-то: два здоровых лба парочкой по театрам ходят.