Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
Невзирая на повод, это был весьма остроумный шаг, поскольку Ученый не ограничился спасением заложников. Гостиница осталась за ним, и таким образом он вбил свой район клином между владениями Марьиной Рощи и союзников. Воплей было немало; Пеликану моментально напомнили о его союзнических обязательствах, а беляевские, намертво засевшие в «Космосе», только посмеивались. Выбить их оттуда не получилось.
Следующим шатом Ученого стало открытие кооператива чуть ли не посередине зоны Пеликана. Оправдание своему поступку у него опять же имелось — он попросту сослался на власти. Где ему разрешили, там он и занимался бизнесом. Городским властям ведь наплевать на мафиозные
Он попробовал согнать Ученого, но тот привел сотню людей с явным намерением устроить бойню. Хорошенько взвесив шансы, Пеликан решил не рисковать: бойня была ему невыгодна при любом раскладе, он мог потерять слишком много людей, подозревая, что у Ученого эта сотня — не последний резерв. Так что пришлось смириться с бельмом на глазу.
Самое интересное началось, когда Цезарь решил заявить о себе. Он не придумал ничего более умного, как приехать на «Три вокзала» и без какого бы то ни было повода — зачем ломать голову над всякой ерундой? — с трестом вышибить законных хозяев и пообещать, что в скором времени вообще уберет их из Москвы. Пеликана чуть удар не хватил от такой беспримерной наглости. И кто ее себе позволил? Девятнадцатилетний мальчишка, щенок! В гневе он связался с Ученым, потребовал встречи, разборов, чего угодно, лишь бы оскорбление было заглажено. Ученый заявил, что его сын разбойничает сам по себе, а в ответ на возмущение такими либеральными методами воспитания послал Пеликана к черту, даже не дослушав. Тогда Пеликан приказал поймать и застрелить Цезаря, что и было сделано.
То, что это решение оказалось ошибочным, стало ясно очень быстро. Во-первых, Цезарь выжил, а во-вторых, Пеликан сам дал Ученому повод для настоящей мести. Три вокзала, на короткое время вернувшиеся к марьинским после визита Цезаря, вновь стали ареной боевых действий. Беляевским надоело баловаться, и они как следует пнули оттуда и марьинских, и союзников, и пару мелких местных команд. Но этим Ученый не ограничился: он принялся теснить Пеликана по всем фронтам. И очень скоро был заключен договор, по которому центр переходил к Ученому... Пеликан проиграл и думал лишь о том, чтобы сохранить то, что у него осталось. Мораль: не связывайся с сильным, последнее потеряешь.
И когда беляевские вновь замелькали у «Космоса», союзники только гавкали издалека. После вторичного захвата многострадальной гостиницы к Ученому никто даже не сунулся. Все качали головами — какое свинство, какой беспредел, — но урезонивать Цезаря охотников не нашлось. Даже когда нашли полуразложившийся труп Пеликана, все
Смолчали. Наверное, это очень удобно — держать под рукой беспредельщика Цезаря, на которого при случае можно свалить все безобразия. Все равно к нему никто не сунется — он и убить может, не слушая, ему плевать. И не заступится никто.
Гораздо проще потеснить сильно ослабленных марьинских, чем и занялись мытищинские вместе с измайловски - ми (фрязинские пока вперед не лезли). Теперь марьинские оказались одни среди врагов. Бывшие друзья показали волчьи зубы и норовили цапнуть побольнее. А тут еще начался наплыв чеченских формирований... Марьинские были в кольце, им не оставалось ничего другого, как просить высокого покровительства Ученого, пока их не задушили конкуренты. Беляевские считались самой сильной группировкой. Ученый снизошел до слезной мольбы Васи - ля, занявшего место Пеликана, и дело было даже не в дани, которую марьинские были способны выплачивать. Они держали территорию.
Для беляевских это был единственный шанс при создавшемся положении вещей удержаться на плаву. Их громили, следствие
Как только марьинорощинская группировка окончательно утвердилась на положении вассалов Ученого, он совершил неожиданный стратегический шаг: без боя отдал центр в аренду... чеченцам. Этого не предвидел никто, и это был гениальный шаг.
Утверждение «Кто держит центр, тот держит Москву» оказалось неверным. Чеченцы были только в центре, в остальные районы их не пускали русские группировки. Ученый связал союзников — чеченцы находились в состоянии вечной войны со всем миром, и союзники вынуждены были следить за каждым их шагом, оставив в покое Ученого. А новоявленные центровые к нему тоже не совались: он явно был сильнее тех же измайловских, мог и жизни по
Учить так, что мало бы не показалось. И, пока они грызлись между собой, Ученый спокойненько занялся своими делами. За будущее он не волновался: чеченцев можно было выставить из Москвы в любой момент. На это хватило бы сил одной Организации, но зачем принимать на себя основной удар, когда можно сыграть на межнациональной розни, объединить под своей эгидой все московские группировки и их силами расчистить себе место под солнцем? Что измайловские, что мытищинские, да и прочая братва после чеченцев с восторгом приняли бы любого русского лидера. А сам Ученый посмеивался: ему чеченцы абсолютно не мешали.
Но привольнее всех, конечно, было Цезарю. Он, с его иссиня-черными волосами, пока еще недлинными, запро сто мог сойти за чеченца. Чем, естественно, пользовался. Для достоверности натирал лицо и руки темным гримом чтобы выглядеть более смуглым, а уж акцент он имитировал мастерски. Далее и начиналась потеха.
Вместе со своей бригадой он являлся в центр, — разумеется, туда, где его не знали как Цезаря, — представлялся правой рукой любого чеченского лидера (их имена ему были известны, как и большинству московских авторитетов) и собирал дань за два часа до визита чеченских сборщиков налогов. Чеченцы обычно долго разбирались между собой, что это за парень и кто его послал. То, что он не уроженец Ичкерии, они просекли быстро, но что он русский — такая мысль их высокомудрые головы не посещала. Московские бандиты, у которых ограбленные в очередной раз чеченцы наводили справки, узнавали Цезаря и по описанию внешности, и по наглости, но — помалкивали. Валере казалось, что все враги Цезаря радостно ухмылялись, слыша о похождениях чеченца-нечеченца. Вот когда беспредельщик превратился в героя и едва ли не любимца всей Москвы. Чеченцы объявили охоту на него, но пойди поймай москвича в Мостазе, когда каждый таксист косится на тебя, как на оккупанта... Ученый, естественно, на забавы своих любимцев смотрел сквозь пальцы.
Жизнь Валеры состояла из нескончаемого потока новой информации — которую он научился-таки перерабатывать и усваивать мгновенно — вперемешку с ворохом рискованных, настоящих мужских приключений. Раньше,
В детстве, Валера жгуче завидовал многим книжным героям, вечно попадавшим в разные переделки. Наверное, существуй эти герои в действительности, они бы сдохли от зависти, увидев теперешнюю Балерину жизнь. Жаль только, что с надувательством чеченцев вскоре пришлось распрощаться, но этот случай стал апогеем веселья.