Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
— Разве не так оно и было? Я утром понял, что Сашка недоговаривал отцу, зачем конкретно мы едем.
— Нет, конечно. Отцу он всегда говорит все. Операция началась в тот момент, когда марьинские согласились на обмен гостиницами. Нам нужны были обе гостиницы, но у отца не было повода, чтобы просто выкинуть оттуда марьинских. Поэтому он поменял «Космос» на «Интурист» в надежде что-нибудь потом придумать. Если бы он отдал приказ просто перебить марьинских — без причин для войны, только потому, что они ему мешают, то сам здорово пострадал бы. Он потерял бы авторитет — он известен как приверженец «закона» — и был бы вынужден воевать с союзными марьинским командами, а тогда потерял бы расположение многих влиятельных людей. С другой стороны, если бы
Большое искусство, из мухи слона тоже с умом надо делать. Получается, что беспредел налицо, а придраться не к чему. К нему на самом деле нельзя было бы придраться, будь разборка стихийной, а ведь все это спланировано заранее и одобрено отцом. Сашка практически ничего не делает без приказа, поэтому и автоматчики в масках появились — это же «личная гвардия», знаменитые и маститые бандиты, их все более-менее крупные авторитеты в лицо и по имени знают. Сам понимаешь, если бы их узнали, то причастность отца к сегодняшней разборке была бы неоспоримой. А так — дурак Майор полез выяснять отношения с Цезарем и подвел полгруппировки под ствол. Цезарь, вроде бы невинно пострадавший, был смертельно оскорблен и содрал неслыханную неустойку за оскорбление своего величества. Личное дело, окончившееся стрельбой, и Ученый тут абсолютно ни при чем.
— Ты уверен, что они уйдут из «Космоса»?
— А куда они денутся? Они согласились на наши условия, фактически подписались под новым договором и несут полную ответственность за свои слова. Если не уйдут — это будет законный повод для войны, и Ученый, обнаружив в первую же минуту завтрашнего дня хоть одного Марьинского на своей территории, имеет полное право отдать приказ об уничтожении остатков команды. Ему никто слова поперек не посмеет сказать.
— Тонкая игра.
— Бизнес, не более.
— А к путанам во время перестрелки клеиться — тоже бизнес? — хитро осведомился Валера.
— Кто это к ним клеился?
— Сашка — к провожатой, когда мы из кабака ноги уносили.
Михаил засмеялся.
— Это необходимо. Связано с тем, что инициатива предательства в большинстве случаев исходит от женщины. И сразу лучше делать так, чтобы женщины были на твоей стороне. Как правило, это несложно — женщины ценят вежливость, комплименты и ласку. Сам понимаешь, Майор на такие тонкости не способен, он мужик грубый, ему нет дела до переживаний путан. Естественно, они потянутся к тому, кто видит в них не только тело, но и душу. А эта про-
По физии приложил очень душевно, и у меня не осталось впечатления, что он прикидывался злым. Чем ему так насолил этот придурок?
— Ничем. Сашка его первый или второй раз в жизни видел. Не в этом дело. Сашка взбесился из-за того, что Майор сказал ему. Я тебе открою маленький секрет. Ему до фени, что о нем говорят и как его называют. Ты можешь называть его по имени, по фамилии, по прозвищу — как тебе угодно. Можешь говорить о нем все, что придет в голову, — ему на это тоже наплевать. Но никогда не делай трех вещей: не называй его Шуриком или щенком — он это воспринимает, как если бы его пидором назвали, — и не смейся над его ушами. Вот этого он не выносит. Он ведь на самом деле лопоухий. Думаешь, зачем он волосы отрастил? Марьинских злить? Черта с два — уши прячет! Два года собирается пластическую операцию сделать, и все времени не хватает.
—
— За компанию. Мне по приколу — юрист с гривой. Это мы, кстати, основоположники моды на длинные волосы среди бандитов. Еще до института стричься перестали. А за нами и остальные потянулись. У нас нет таких строгих требований к внешности, как у марьинских, человек должен быть опрятен, вот и все. А длинные волосы — своеобразный символ свободы, то есть того, к чему сознательно или смутно тянутся молодые. Свобода, романтика, что-то неформальное, вольное — это их привлекает чуть ли не больше, чем деньги. Опять же оригинально. Короткие стрижки делают всех одинаковыми, а длинные волосы, хоть бы и все ходили лохматыми, подчеркивают индивидуальность каждой отдельно взятой персоны. У нас половина молодежи не стрижется, и каждый похож только на себя. Нет ассоциации со стадом, тупой бессловесной силой. Понимаешь, это все детские закидоны, мелочи, но именно из восприятия мелочей в целом формируются отношения между людьми. Человек ценит, если его не ущемляют именно в мелочах, не стараются подогнать под какой-то шаблон. В вопросах внешнего вида у нас полнейшая анархия, зато в деле — жесткая централизованная власть.
— Заметно. Я имею в виду внешность. Сашка с гривой, Дмитрий — бритоголовый.
— Это не его вина. Нет, его, но не в этом. Его два месяца назад в вытрезвитель забрали и обрили наголо. А Сашка потом еще и по фейсу съездил — за нарушение «сухого закона». Димка с тех пор даже на пиво смотреть не может. Кстати, за пьянку у нас наказывают всех подряд, без исключения.
— И тебя?
— А я умнее — не пью.
— Миш, у меня есть еще один вопрос, давно не дает покоя. Но он, как бы так выразиться, деликатный.
— Валяй. Лучше я тебе скажу, чем ты будешь наводить справки на стороне.
— К делу это, конечно, отношения не имеет, но я запутался в ваших родственных отношениях. Насколько я помню, ты вырос в одном детдоме с Серегой. Сашка по до-кументам — сирота. Тем не менее вы братья, и у вас есть отец.
Михаил долго молчал, потом посоветовал:
— Валер, принимай вещи такими, как они есть. Если мы говорим, что это так, то я не вижу причин не верить. — Он помолчал, потом обреченно вздохнул: — Ладно, все равно через неделю будешь знать все сплетни Организации. Он неродной отец. Крестный. А мы с Сашкой не братья, а побратимы. Для меня это одно и то же, что родные. Твое любопытство на данный момент удовлетворено?
— Вполне.
— У меня тоже вопросец имеется. Как-то мы видели тебя в компании панков.
— Было такое.
— Мы два дня голову ломали: как тебе удалось найти — и где — сразу много таких великолепных монстров?
Валера рассмеялся, вспомнив погоню за Пеликаном.
— Я нашел одного. Но замечательный образец, хорошо подкованный в вопросах идеологии отечественного и зарубежного панк-рока. Остальные пришли сами.
— Мы откровенно балдели, наблюдая за ними. Кстати, они повадились туда ездить каждый вечер. Смотрелось отлично — урбанистический пейзаж, чистые тротуары, зер-кальные стены «Космоса», лощеные иностранцы — и панки. Изумительный контраст, именно их живописной компании перед «Космосом» раньше и не хватало. Жаль, что их
Менты вместе с марьинскими согнали. Они, в принципе, безобидны, а колорит создают весьма своеобразный.
— Предложи им днем около ВДНХ покататься — они привлекут массу народа лучше рекламы. Пол-Москвы будет ездить смотреть на панков, как на Арбат. Поставить там коммерческих палаток побольше — торговля бойко пойдет. Опять же иностранцы их воспринимают как бесплатный цирк. От них пользы будет больше, чем вреда. Но они — анархисты, что хотят, то и делают. Приструнить их не удастся.
— Пусть делают. Их не так много, чтобы они могли нанести нам серьезный урон. Мы их гонять не будем и бить никому не позволим. Но забирать их периодически в ментовку тоже мешать не станем — это жизнь, баловать их нельзя, а то они выродятся как класс, обленятся и остепенятся.