Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов
Шрифт:
Победа над страстями. — Человек, победивший свои страсти, становится владельцем плодороднейшей земли — он словно колонист, одолевший леса и болота. Тогда его настоятельной ближайшей задачей становится посев добрых дел ума в почву укрощённых страстей. Само преодоление — не цель, а только средство; если оно понимается не так, то на распаханной жирной земле быстро вырастают всевозможные сорняки и чертовщина, и скоро на ней всё становится ещё гуще и пуще, чем когда-либо прежде.
Способность быть слугой. — Все так называемые деловые люди обладают способностью служить: именно это и делает их деловыми, будь то в отношении других или себя самих. Робинзон имел слугу ещё получше Пятницы: то был Крузо.
Опасность
Ум и скука. — Пословица «венгры слишком ленивы, чтобы скучать» заставляет задуматься. Скуку испытывают лишь самые хитроумные и активные животные. — Упрёком в адрес великого художника была бы скука Творца в седьмой день творения.
Обращение с животными. — Возникновение морали ещё можно наблюдать в нашем отношении к животным. Там, где в соображение не принимаются польза и вред, мы полностью чувствуем себя безответственными; к примеру, мы убиваем и калечим насекомых или не трогаем их, обыкновенно вообще ни о чём при этом не думая. Мы настолько неуклюжи, что уже наше любезное поведение в отношении цветов и мелких созданий почти всегда для них смертельно, что ничуть не вредит удовольствию, которое мы получаем от них. — Нынче праздник для мелких тварей, самый знойный день в году: они кишат и копошатся вокруг нас, и мы, не желая этого, но и не обращая на это никакого внимания, то там, то сям раздавливаем червячка или крылатого жучка. — Если же животные причиняют нам вред, то мы любым способом стараемся их уничтожить, часто применяя при этом довольно лютые средства, по-настоящему этого и не желая: мы проявляем бездумную жестокость. Если они полезны, то мы эксплуатируем их: пока более тонкое благоразумие не научит нас, что некоторые животные обильно вознаграждают за какое-то другое обращение, а именно то, которое имеет в виду уход за ними и их разведение. Лишь тут возникает ответственность. Мы избегаем мучить домашних животных; один человек возмущается, когда другой жестоко обращается со своей коровой, в полном соответствии с моралью первобытной общины, которая чувствует угрозу для общей пользы, как только проступок совершает отдельный её член. Тот из членов общины, кто усматривает в чём-нибудь проступок, боится косвенного ущерба для себя: так и мы, видя плохое обращение с животными, боимся за качество мяса, земледелия и транспорта. К тому же тот, кто жесток к животным, возбуждает подозрение, что он жесток и с людьми слабыми, нижестоящими, не способными отомстить за себя; такой слывёт человеком низким, лишённым гордости высокого толка. Так возникает зачаток моральных суждений и чувств: а суеверие делает всю остальную работу. Некоторые животные взглядами, звуками и жестами соблазняют людей придумывать о себе сказки, а некоторые религии говорят, что животные иногда становятся обиталищем душ богов и людей, а потому и вообще рекомендуют более благородную осмотрительность, даже почтительную робость в обращении с животными. Даже когда это суеверие исчезает, пробуждённые им чувства продолжают воздействовать, дозревают и расцветают. — Христианство в этом отношении, как известно, проявило себя как религия бедная и отсталая.
Новый актёрский состав. — Нет среди человеческих дел большей банальности, чем смерть; на втором месте стоит рождение, ведь если умирает каждый, то рождаются не все; затем следует женитьба.{142} Но все эти маленькие отыгранные трагикомедии всё снова разыгрываются новым актёрским составом в каждой из своих бесчисленных и неисчислимых постановок, а потому не перестают привлекать интерес зрителей, — а ведь следовало бы думать, что все зрители этого земного театра давным-давно повесились от наводимой им скуки. Значит, их интересуют новые актёры, а не сама пьеса.
Что значит «быть упорным». — Кратчайший путь — не тот, что прямее всех, а тот, на котором наши паруса раздуваются самыми благоприятными ветрами: так говорит наука кораблевождения. Не следовать ей и значит быть упорным: твёрдость характера тут загрязняется глупостью.
Слово «тщеславие». — Как досадно, что некоторые слова, без которых нам, моралистам, никак не обойтись, уже заключают в себе своего рода нравственную цензуру, идущую от тех эпох, когда очернялись насущнейшие и естественнейшие человеческие побуждения. Так глубинное убеждение, что по волнам общества мы плывём благополучно или терпим крушение гораздо скорее благодаря тому, чем мы слывём, нежели тому, что собою представляем — убеждение, которое должно
77
бесплодность, бесцельность, пустое дело (лат.).
Фатализм турка. — Коренной порок в фатализме турка состоит в том, что он противопоставляет друг другу человека и рок как две разные вещи: человек, говорит он, может противиться року, пытаться избежать его, но в конце концов рок всё равно одержит верх; а потому самое разумное — смириться или жить, как придётся. На самом же деле всякий человек сам несёт в себе часть рока; если он думает противиться року заданным образом, то именно этим и даёт року свершиться; борьба с ним существует лишь в воображении, но равным образом является и упомянутым смирением перед его лицом; все эти виды воображения заключены в самом роке. — Страх, который большинство людей испытывают перед учением о несвободе воли, это страх перед фатализмом турка: им кажется, будто человек, не в состоянии изменить что-либо в своём будущем, так и застынет перед ним бессильным, смирившимся, с покорно сложенными на груди руками, либо будто он даст полную волю своим страстям, поскольку и это не приведёт к худшему, чем заранее предопределено. Глупости человеческие — такая же часть рока, как и благоразумие: рок — это в том числе и названный страх перед верой в рок. Ты сам, несчастный трус, и есть царящая и над богами неумолимая Мойра для всего, что с тобою свершится; ты — благословение или проклятье, а уж в любом случае — цепи, которыми связан и сильнейший; в тебе предначертано всё будущее человеческого мира, и бесполезно ужасаться, глядя на себя.
Адвокат дьявола. — «Человек учится только на своих ошибках, а благодаря чужим ошибкам добреет» — так гласит та странная философия, которая выводит всякую нравственность из сострадания, а всякую разумность — из изоляции: тем самым она бессознательно защищает интересы всех человеческих ошибок. Ведь для сострадания нужно страдание, а для изоляции — презрение других.
Моральные характерные маски. — В эпохи, когда сословные характерные маски считались совершенно незыблемыми, как сами сословия, моралисты поддаются соблазну считать и называть абсолютными и моральные характерные маски. К примеру, Мольер естествен как современник Людовика XIV; в нашем же обществе переходных состояний и средних школьных классов он показался бы гениальным занудой.
Самая благородная добродетель. — В первую эпоху развития высшей человечности самой благородной из добродетелей считалась храбрость, во вторую — справедливость, в третью — умеренность, в четвёртую — мудрость. В какой эпохе живём мы? В какой — ты?
Что необходимо в первую очередь. — Человек, не желающий стать хозяином своим вспышкам гнева, своей язвительности и мстительности, своего сладострастия, но пытающийся стать хозяином чего-то другого, так же глуп, как землепашец, распахавший землю рядом с горным потоком, но не оградивший её от затопления.
Что есть истина? — Шварцердт (Меланхтон){143}: «Свою веру нередко проповедуют так, будто потеряли её и ищут по всем закоулкам, — и уж тогда проповедуют её не худшим образом!» — Лютер: «Нынче, брат, ты говоришь, прямо как ангел!» — Шварцердт: «Но это идея твоих недругов, и они используют её против тебя.» — Лютер: «Так то была ложь дьявольская.»
Привычка видеть контрасты. — Всюду распространённое неточное наблюдение везде в природе видит противоположности (к примеру, тёплого и холодного), в то время как там нет противоположностей, а есть лишь различия в степени. Эта скверная привычка соблазнила нас понимать и стараться расчленять в соответствии с такими противоположностями и внутреннюю природу, духовно-нравственный мир. Вместо переходов люди видели контрасты — поэтому человеческие чувства впитали в себя неимоверно много всего мучительного, самомнения, жестокости, отчуждённости, холодности.