Человек
Шрифт:
N. B. Костя, как мне сказала твоя мама, моя родная сестра, ты служишь в ракетных войсках. Возможно, ты подвергаешься воздействию радиации. Знай, что тебе необходимо пить красное сухое вино «Каберне». Оно выводит из организма радионуклиды. Пей стакан утром и два вечером».
Я опять не ответил. Писать, что зелёный чай ещё куда ни шло, но со спиртным у нас строго? Что не разрешают пить стаканами сухое вино и даже за столовую ложку водки перед сном можно лишиться в лучшем случае этого самого сна, столь желанного на службе отдыха, а в худшем случае
Дядины рецепты были полезнее ему самому. Мне кажется, он сам себе их и выписывал, но почему-то через меня. Возможно, ему так было удобнее. Вскоре от дяди атеиста я получил третье, мистическое, письмо: «Бесы, Костя, подносят человеку спиртное повсюду и радуются, когда он спивается. Им от этого весело, ещё одна душа в Ад попадёт. Но я им не потворствую. Напиваться грех, но два стакана водки в день это не грех. Два стакана водки в день это от Бога».
На это письмо я дяде тоже ничего не ответил. Полемизировать о Боге и бесах в то время, когда твои письма читает военный цензор, а в кармане у тебя комсомольский билет, скажем прямо, не совсем удобно. Да и не ждал, я думаю, дядя на это письмо ответа, как и на два предыдущие. Оно писалось неровным почерком, и всё было в водяных подтёках, то ли от капель дождя, то ли от пьяных слёз. Более писем от дяди на службу не приходило.
В третий раз увиделся я с дядей Вовой, когда демобилизовался и ходил в военкомат за паспортом. Был я, как положено, в военной форме, хотел зайти после военкомата в обувной магазин, купить себе новые туфли. Вдруг, неожиданно для себя самого, взял да и зашёл к дяде. Думал, что пробуду с четверть часа, покажусь во всей красе, попью чайку и откланяюсь. Но вышло иначе.
— О, кого я вижу, гвардии сержант! — Встретил меня дядя с неожиданным радушием. — Ты в отпуск или насовсем?
— Демобилизовался.
— Смотри, как быстро годы пролетели. Ну, поздравляю. Это надо отметить. Ты не куришь?
— Нет.
— Ах, да, я и позабыл. Куда же сигареты подевались?
Он прошёл на кухню, посмотрел в ящиках стола, в буфете, отыскал в горшке с засохшим цветком, вся земля в котором была утыкана окурками, не совсем искуренную. Прикурил её от огня, горящей газовой камфорки, и мы отправились в магазин.
Дядя был не брит, отпустил себе длинные волосы, которые не мыл не расчёсывал. Был он в своём, когда-то выходном костюме, в коем блистал на свадьбе у моей сестры, который от бессменной носки утратил величественные формы и нуждался кое-где в мелком, незначительном, а кое-где и в серьёзном ремонте.
К моему удивлению выходя из дома, дядя рубашку не надел. Получалось, что под пиджаком была у него обычная майка с лямками, предмет нижнего белья. В ответ на моё замечание, он сослался на то, что рубашки грязные, да и дескать, было бы о чём говорить. Магазин рядом, скоро вернёмся.
Когда вошли в винный
— Товарищи, прошу прощения. Но, защитникам родины, оберегающим наш с вами сон, дано право приобретать всё без очереди.
— Ты-то не солдат. — Резонно заметили ему из очереди.
— А я и не претендую. Проходи, Костя, вперёд. Сигарет купи, помираю без курева.
Спросить у дяди деньги я не решился и рассудил так. Раз он собирается пить за мой счёт, значит, будет пить то, что куплю. Я решил купить дяде сигарет, спичек побольше, чтобы не жёг он газ ночью и днём, а за встречу бутылку шампанского. Когда я оказался у прилавка, за спиной, голосом дяди, были мне выкрикнуты дополнительные инструкции:
— Костя, племянничек мой дорогой, бери четыре бутылки водки и бутылку портвейна.
Деньги на новые туфли лежали в кармане, было чем заплатить. Я купил сигареты, спички, бутылку шампанского и всё то, что дядя попросил явно не для себя. За что его друзья, как я полагал всё это заказавшие, со мною тотчас расплатятся. Вопреки своим предположениям я рядом с дядей никого не обнаружил. За то сам он сиял и светился ярче солнца.
— Ну, племяш! Ну, уважил! Ты мне что, «Яву» купил?
Дядя достал сигарету из пачки и хотел закурить её прямо в магазине, но его пристыдили, и он, распихав бутылки с водкой по карманам, две в брюки, две в боковые карманы пиджака, взяв в руки портвейн, вышел на улицу.
Как я смотрел с недоумением на весь этот портвейноводочный заказ, дескать, это чьё-то, не наше. Так и Владимир Иванович рассматривал купленную мной бутылку шампанского с отчуждением, видимо полагая, что это угощение, предназначенно для матери и сестры, но никак не для предстящего застолья.
Я очень рассчитывал на то, что дядя вернёт мне потраченные деньги, хотя теперь, кажется, хватило бы одного только пристального взгляда на его облик, чтобы сразу перестать так думать. Но тогда я ещё плохо ориентировался в гражданской жизни.
Часть пути от магазина к дому прошли в молчании, дядя шёл улыбаясь чему-то своему, да и я смотрел по сторонам, на прохожих, на автобусы, всё ещё не веря, что демобилизованный, вольный человек. Заговорил дядя, когда вошли в подъезд.
— Мы так просто пить не будем. — Сказал он. — Сейчас зайдём к соседке, капустки квашенной возьмём, холодца с горчицей. Она портниха, у неё подруги директора магазинов. Дусей её зовут. Ей сорок пять, но на вид не дашь больше двадцати. Увидишь, она тебе понравится.
Услышав о холодце и капусте, я понял, что водка куплена не кому бы то ни было, а именно нам. Понял это и как-то очень легко с этим смирился. Ни с тем, что водку придётся пить, пить я её не собирался, а с тем, что денег уже не вернуть.
Перед тем, как нас впустить, Дуся выпроводила из своей комнаты уже, «тёпленького» мужичка. Был он так же, как дядя, не брит и, что удивительно, в таком же, как у дяди, когда-то дорогом и очень приличном, но на данный момент ужасно заношенном, костюме.