Чемпионы Черноморского флота

Greko

— Да не кручинься, старинушка! Хочешь денег еще заработать?

Тамада печально кивнул.

— Продай мне пороху на то серебро, что мне отдал.

— Подмоченный порох с корабля взяли, — вздохнул честный горец. — Самодельный устроит?

Я удивился. Кто-то раньше не приходил в голову вопрос, откуда черкесы берут столько пороха, чтобы сплошь и рядом палить холостыми?

— Неужто сами делаете?

— Делаем! — подтвердил тамада. — Серу карачаевцы привозят. На уголь пережигаем тонкие деревца, которые между сосен растут.

— А селитра?

—

Из растений добываем.

— Это как? — изумился я.

— Есть у нас серая травка с колосом. А в нем черные ядрышки. Сушим ее и смешиваем с соломой из овечьих загонов. Потом перемалываем. Неплохо получается.

Мне сложно было поверить, что горцы допетрили до столь сложной технологии, как производство пороха из растительного компонента. Впрочем, и не верить оснований не было. Порох хоть и не в избытке, но был. Достаточно оглядеться вокруг: все с ружьями бегали. А турки-торговцы — тю-тю. Все меньше и меньше кочерм прибывало из Османской империи. И все меньше и меньше рабов отправлялось на невольничьи рынки…

Мои размышления прервал громкий голос. Кто-то несся на знакомом «кабардинце», вопя во все горло:

— Зелим-беееей!

Цекери! Этот несносный и любимый парень не стал меня дожидаться. Как услыхал о моем возвращении, полетел во всю прыть дареного мной коня!

— Зелим-бей! — подергала меня за рукав Коченисса. — Нужно поговорить.

[1] В воспоминаниях разных авторов встречаются упоминания о том, что черкесы, выручив деньги или получив от русских серебро за сведения о готовящемся набеге, всегда закапывали монеты в землю. Боялись светиться с деньгами. Народ жил по-простому: напасть на счастливчика могли запросто.

Насчет смекалки при избавлении от рабства. В показаниях выбежавших и выкупленных каких-только не обнаружишь ухищрений для обретения свободы. Наш топ — история казацкого сына Моисея, подкупившего черкеса, чтобы тот его выкрал и доставил на русскую территорию (1841 г.).

[2] Строго говоря, такого титула тогда не было. И Г. В. Розен, и Е. А. Головины были командующими Отельным Кавказским корпусом, главноуправляющим гражданской частью и пограничных дел в Грузии, Армении и Кавказской области. Но в частных разговорах их называли наместниками.

[3] Генерал Г. И. Филипсон вспоминал, что в бытность на Кавказе Головин любил подремать во время докладов.

Глава 10

Вася. Поти-Тифлис, июль 1838 года.

Дорохов уже бы в паре шагов от Тамары, когда с удивлением отметил, что больше не раздается храп Бахадура. В следующую секунду Руфин застыл. Почувствовал на шее холод лезвия ножа, а сзади услышал страшный гортанный хрип безъязыкого алжирца. Через мгновение хрип сменила пародия на смех. Руфин нашел в себе силы чуть повернуть голову. Понял, почему Бахадур так веселился. Позади алжирца стоял Вася. Рука Васи сжимала штык, острием упиравшийся в горло пирата. Вся троица замерла. Никто не понимал, что делать и что вообще может последовать за

всей этой странной ситуацией.

— Бахадур! — Тамара встала рядом, положила свою руку на руку алжирца.

Бахадур кивнул, предупреждая девушку, что слышит её и слушается.

— Вася, опусти штык! — Теперь Тамара приказала Милову. — Пожалуйста.

Не понимая, как это происходит и почему он так послушен голосу и словам девушки, Вася исполнил приказ. При этом осознавал, что так нужно, что Тамара со всем разберётся и отведет беду.

— В следующий раз, Руфин Иванович, — Тамара продолжала говорить спокойным голосом, — я не смогу уже остановить Бахадура! В следующий раз вы попросту даже не сможете приблизиться ко мне! — после чего коротко приказала, кивнув на дерево в метрах семи от себя, рядом с которым полыхал костер, давая достаточное освещение. — Бахадур!

Алжирец тут же метнул нож в указанное дерево. Тот полетел со свистом и глубоко вошел в ствол. Вася не удержался от восхищения, присвистнул.

— На моей памяти, Руфин Иванович, — продолжала девушка, — Бахадур ни разу не промахнулся. Я вас очень прошу, пожалуйста, не стоит больше испытывать судьбу.

— А я ведь тебя предупреждал, Руфин! — раздался голос Лосева.

Дорохов, наконец, нашел в себе силы, развернулся, посмотрел на Тамару.

— Пожалуйста! — повторила девушка.

Дорохов коротко кивнул. Быстрым шагом покинул место чуть не разыгравшейся драмы. Вскоре исчез в темноте.

— Спасибо, Вася! — поблагодарила Тамара.

Вася опять не смог ответить. Только кивнул. Тут раздался требовательный гортанный клекот Бахадура.

— Что? — спросила Тамара.

Бахадур начал жестикулировать, указывая на Васю.

— Ааааа! — улыбнулась Тамара.

— Что? — спросил подошедший к ним Лосев, явно изнывавший от любопытства.

— Он спрашивает тебя, Вася. Как ты смог к нему подкрасться так бесшумно и так незаметно? И с холодным оружием, судя по всему, хорошо управляешься.

— Обучен, — пожал плечами Вася. — С ножом еще лучше. И с топором. Показать?

Тамара объяснила. Бахадур опять бросился семафорить руками.

— Просит показать.

— Это мы запросто!

Вася подхватил топор, которым рубили дрова для костра. Взвесил в руке. И метнул его в дерево с торчащим ножом Бахадура. Топор воткнулся как родной.

— В детстве баловался. Научился. Была бы чурка сосновая без сучков, развалил бы броском.

Бахадур снова зашипел.

— Он хочет, чтобы ты, пока мы едем, показал ему свои навыки.

— Только при одном условии! — Вася осмелел.

— Говори! — улыбнулась Тамара.

— Он научит меня так же метать свои хитрые железки! Я уже кое-чему и сам обучен, — похвалился Милов и элегантным движением метнул штык. Вошел четко. Рядом с топором.

Тамара перевела. Бахадур выслушал. Потом молча протянул руку Васе. Вася пожал. Все выдохнули. Лосев даже рассмеялся.

— Ну, ты, Девяткин, мастер! Давайте спать! — предложил.

— А Руфин Иванович? — забеспокоилась Тамара.