Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Я ни о чем не жалею, — растягивает рот кривой улыбкой. — Ты нас так воспитал. Помнишь, как говорил, чтобы мы никогда не сожалели о том, что случилось. В любом случае это будет полезный урок и личный опыт. Мои ошибки — мой опыт, па. Я…
Со всем смирилась, видимо?
— Но тебе чего-то не хватает?
Зря! Зря спросил. Глупости, тем более что и так все ясно.
— Я свыклась с его гибелью. Понимаешь?
— Да.
— Думала, что все. Все закончилось, так и не успев начаться. Мы наговорили друг другу гадостей в последнюю встречу и разбежались по углам. Ты же помнишь, как он шатался в своих отпусках по городу, жил каким-то бобылем
— Но?
— Вечные скитания не для меня. Особенно, когда есть маленький ребенок. Его эти вечные разъезды. Глупое раболепие перед старшими по званию. Четкая исполнительность и надоевшая до чертиков слепая безотказность. Его какие-то странные, словно не от мира сего, идеи о защите прав обиженных, о долге, о патриотизме, о полном подчинении приказам жутко раздражали и выводили меня из себя. Я просила его прислушиваться к моим желаниям, к моим чувствам, я умоляла его остановиться и подумать. Это эгоистично, глупо?
Нет! А впрочем, да!
— Подумать? О чем, Юля?
Свят никогда не производил впечатление недалекого человека, скорее наоборот. Более вдумчивого молодого парня, живущего по «неписанным законам», я на своем веку не встречал. Он действительно был мне сыном, которого, так уж сложилось, у нас с чикой никогда не было.
— Я выдвигала условия.
— Или — или?
— Да. Я или его служба и не заканчивающийся «контракт», — кивает, подтверждая. — Зачем эти ненужные лично мне важные командировки в горячие точки? Зачем они нам с Игорем? Это ведь не жизнь, а сплошное ожидание. Вот сейчас мне сообщат, что он погиб, исполняя свой долг. Или позвонят, чтобы доложить о без вести пропавшем. А ведь так, в сущности, и случилось. Высшие силы, наверное, покарали меня! Я накликала беду своими недалекими депрессивными мыслями. Сколько, папа?
— Что сколько?
— Сколько по времени он, на самом деле, был в плену? Я хотела бы знать.
Я этого не знаю, тем более в минутной точности.
— Что он говорит?
— Я не спрашиваю. Но здесь, — осторожно постукивает кулаком себе в левую половину груди, — очень неспокойно. Сердце что-то чувствует. Поэтому я всегда настаивала на своем «или — или»!
Спешу огорчить, но именно такое поведение с редкими представителями мужского племени срабатывает. Не буду всего рассказывать Юле, но спекулятивные действия ни к чему достойному, как правило, ни одну из смелых дурочек не приводили. Есть! Есть, конечно же, «редкостные»… Индивидуумы! Но их на свете очень мало. Они скорее исключения, чем обыденные правила.
— Послушай меня, пожалуйста, — подхожу вплотную к дочери, подбородком утыкаюсь в теплую и темную макушку, дрожащими руками поправляю кофту на ее плечах, а глазами встречаюсь с той, которая,
«Жень, иди наверх» — как робот двигаю губами, безмолвно заклинаю ту, которой слышать то, что я хочу сказать, не следует.
Жена мотает головой и закрывает рот двумя руками, запрещая себе какие-либо стоны, крики, возгласы.
— Не стоит опошлять красивые отношения случками в гостевом домике, детка. Если все, что ты рассказала, правда, то…
Они ведь даже не расстались, как положено.
— Начните по-другому.
— Это…
— Тшш! Просто помолчи и послушай…
«Уходи, жена» — безмолвно чику заклинаю. Нет, такое больше не проходит, а я, по-видимому, в стаканах все же растерял свой шарм и утопил харизму. — «Все хорошо, я…».
— Я ошиблась, папа. Мой брак — непоправимая ошибка.
Все понимаю и сочувствую.
— Остановись, прислушайся к себе, возьми необходимую паузу, осмотрись в обстановке. Одумайся, в конце концов.
— Одумайся?
— Что для тебя важнее, Юля?
Кто? Кто, конечно! В своем вопросе я намеренно ошибся.
— Сын! Только он…
Обманывает и не понимает, как это пошло выглядит.
— Больше ничего не хочешь мне сказать? — обхватив ладонями выступающие плечики, бережно оттаскиваю Юлю от себя.
— Нет.
— А предложение? — присев, заглядываю ей в лицо. — Он сказал, что…
— Господи! — звонко вскрикивает, а я краем глаза замечаю, как сзади, к Юлькиной спине, подходит Женя. — Мам? — почувствовав тепло материнского тела, детка вздрагивает. — Мы разбудили тебя?
— Нет, конечно. Я не спала, солнышко. Все хорошо? — чика гладит распущенные волосы нашей дочери. — Ну, что случилось?
— Не знаю, — теперь Юла сосредотачивается пытливым взором на моем лице. — Не знаю, родители. Что со мной? Что происходит?
Ложный вывод.
Поспешное решение.
Несвоевременный совет.
Обыкновенная ошибка.
Досадная ошибка в жизненном сценарии…
Глава 26
Загадай желание I
— В чем дело? — еще раз спрашивает протрезвевший, но все-таки пришибленный изрядно, хорошо помятый огромной дозой алкоголя и измочаленный таким же по объему стабильным недосыпанием скучающий от неисчезающей тоскливой тягомотины Сергей Смирнов.
— Ни в чем, — на него не глядя, сухо отвечаю.
— Обиделся, что ли? Надулся, как мышонок на крупу.
— Нет.
— Игнорируешь общий стол, прячешься в темной конуре, не выходишь в свет, избегаешь общения, строишь недотрогу и демонстрируешь обиженку. Типичное мужское поведение, когда что-то из ряда вон по жизни происходит. Я, прикинь, такое тоже практикую, если нашкодничаю и доведу-достану любимую жену. Мы, беспокойные Смирновы, тебе, что ли, надоели? Устал, по-видимому? К армейской выдержке и ангельскому терпению бывшего вояки неожиданно подкрался гражданский гребаный пиздец?
— Проблемы? — наклонив голову, прищуриваю левый глаз, а правым внимательно обозреваю уличную обстановку в огороженном со всех сторон дворе.
— Ты мне скажи, мой подлый мальчик.
Мельком отмечаю, как отец Юлы вслепую вставляет себе в губы сигарету, как наощупь вытягивает из кармана пуховика-жилетки зажигалку и как прикуривает отраву, укрыв ее здоровыми ладонями, пряча рожу от окружающей, уже скучающей за летним зноем, октябрьской среды.
— Сергей Максимович, — с неохотой, лениво и враскачку начинаю, — что Вы хотите от меня? Говорите прямо. Зачем виляете?