Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Так делать нельзя, — резко разворачиваюсь к мелкому кривым лицом. — Ты научишься себя вести, князек? Я сниму ремень и отлуплю. Попа будет болеть. Усек?
— Не клици на цику. Бабуска?
— Да, сладкий?
Сладкий? Они его жрали, что ли?
— Он мальчик, а не леденец на палке, — огрызаюсь. — Называй его по имени, как положено. Что уставилась, чикуита?
— Не клици, не клици, не клици, — стервец сучит ножонками и бьет ручонками по подлокотникам.
— Ты еще поучи меня, засранец.
—
И все же:
— Ползунки давно дерьмом накачивал?
— Пожунки? — а он задумался. Сейчас, по-моему, все красочно свидетельствует о том, что его словарь будет в скором времени переустановлен и конкретно обновлен.
Нет, твою мать, это невыносимо!
— Женя! — вскрикиваю, чем вызываю у чикуиты непроизвольный нервный импульс и судорогу тела, от которой она подпрыгивает на водительском месте и пару раз прикладывает ладошкой по рулевому колесу.
— Довольно! Заканчивай! Я устала! — кричит, пищит и переходит на чересчур высокие частоты. Я, естественно, морщусь и поджимаю плечи к отчего-то раскалившимся ушам. — Ты мне обещал. Ты столько раз в одном и том же клялся, божился, гарантировал. Ты, — с характерным звуком сглатывает, — на коленях стоял. Я поверила тебе, Смирнов, а надо было…
— А мужикам верить нельзя, команданте. Дожила до таких лет и до сих пор не в курсе, что кобелята — зло! Вон, — указываю оттопыренным большим пальцем себе за плечо, — подрастающее поколение опыт перенимает. Обрати внимание, как он все запоминает и по-своему транслирует, — переключившись быстро, еще раз спрашиваю. — Где Юла, жена?
— Она мне не докладывает.
— Решила переметнуться на другую сторону? Не рановато?
— Что? — бросает быстрый взгляд на меня, но вынужденно возвращается, поскольку маленькая Женечка самостоятельно домой нас с Игорьком с комфортом неспешным ходом кривенько везет.
— Ставишь на другого жеребца, чИкачка?
— Что?
— Говорю, конюшню перепутала? Случайно или специально?
— Что?
Что? Что? Что? Типичная партизанка! Когда ей выгодно, она настаивает на откровенности и просто-таки требует честную, без купюр, игру. А когда ее загнали в угол или пытаются на чистую воду вывести, Эухения мгновенно надевает маску испанской дурочки, а на ее мордашке одновременно с этим красуется четкий отпечаток:
«Шиш тебе, Смирновчик! Дудочки!».
— Проехали, — отмахиваюсь от нее, вальяжно разваливаюсь на своем месте и пару раз прикладываюсь башкой о бортик двери и свое окно. — Твои водительские навыки заметно улучшились, женщина.
— Зачем ты это делаешь, Сергей?
— Что именно?
— Зацем? — вторит детская пластинка.
— Не встревай, сопляк.
— Цапляк? — не замолкает Игорь.
— Без разницы, юноша, а впрочем, как тебе угодно, «цапляк», —
— Начальник сказал, что…
— Официально, под протокол, или по-дружески шепнул тебе, когда лез липкими ручонками под престарелую юбчонку? Кстати! — приподнимаюсь и грожу пальцем маленькому пассажиру. — Заткни уши, внучок.
— Сто?
— Вот так, — показываю, что нужно сделать, а он, как дрессированная мартышка в точности всё повторяет.
— Еще раз, чика! — как королевская кобра вытягиваю шею и направляюсь к Жене верхней половиной тела. — Это уже второе предупреждение…
— У тебя белая горячка?
Возможно! Этого сейчас не отрицаю. Но ревность слишком плотно застилает мне глаза, к тому же я прекрасно понимаю, что мое нынешнее состояние чрезвычайно далеко от идеала, что я не отбиваю набранные давным-давно очки, да и ситуация, которую я вынужденно обозреваю, совершенно не способствует вменяемому поведению.
— Не хочешь говорить, Женек?
— С пьяным не хочу.
— О-о-о-к-е-е-й! А что по великому дню? Князь? — снова обращаюсь к крохотному ездоку. — Как свой день рождения намерен провести?
— Лазения?
Этот точно на выдуманную войну не пойдет, хоть довольно тяжело справляется с получаемым интерактивным материалом.
— Подарочки, помнишь? — даю не то чтобы прозрачный, а вполне конкретный намек.
— Да.
— Что они там придумали? — спрашиваю у чики.
— Я не знаю, но только…
Красова не будет! Вот, что сильно бесит и с той же мощью беспокоит. Великий детский день, а они — Юла и Игорь — будут в добровольной изоляции, только лишь вдвоем.
— Она приедет?
— Дома поговорим. Хорошо?
— Трудно ответить на вопрос? — поглядываю в лобовое.
— Ты отвлекаешь. Неужели непонятно?
Отчего же! Все слишком очевидно. Муж вышел за порог, а «верная» жена трется причинным местом с бывшим. Ситуация и без того не очень-то простая, так старшенькая дщерь решила жизнь папочке не облегчать.
— Циклоп будет?
— У нее есть имя, Смирнов.
— Антония Сергеевна почтит нас своим присутствием или у нее очередной психический приход? Я, откровенно говоря, сочувствую Пете Велихову, а перед Гришкой, черт возьми, мне очень стыдно. Что с ней?
— У себя спроси…
Похоже, это была последняя реплика из района, в котором дислоцируется худенький водила, чересчур сосредоточенный на обстановке, сложившейся в нашем городе в час пик на широкополосной дороге.
Сонное утро, из рук вон плохой трудодень, кривая пересдача, некачественное пойло, которым я в обеденный перерыв в кафешке отравился, «бойня номер пять» в учебной аудитории и тяжелый разговор с женой сначала в моей машине, затем на домашней кухне, а после в совместной спальне. А сейчас?