Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Как дела, — запинаюсь, а после торможения снова продолжаю, — у Кости? С ним…
— Пока жив. Пока, пока, пока, — лицо Смирнов катает на столе. — Как у вас тут? Все нормально?
— Я не могу от нее скрывать. Это как-то…
— Будешь молчать, Свят. Пусть выносит, родит и начнет кормить, а там…
— Вы же понимаете, — спокойно начинаю.
— Ни черта не понимаю. Не понимаю, например, почему он оказался в той машине, Свят, — Смирнов в своей манере тихо вскрикивает. — Не понимаю, какая в том была острая необходимость? Почему в ее машине, почему с этой женщиной и ее детьми?
— Что говорят врачи?
— Пока лишь пожимают плечами и глубокомысленно вздыхают.
— Шансы?
Пусть скажет только, что они:
«Как будто есть!».
— Поживем-увидим, парень. Та-а-а-к-с! — пружинит от поверхности и резко принимает вертикальное положение. — В моей семье, Святослав, каждый зять, — он странно с небольшой издевкой хмыкает, — и Красов в том числе, обладает маленьким талантом.
— Это без меня! — отступаю, делая шаги назад.
О чем-то нехорошем я, кажется, догадываюсь. Сегодня этот номер у Смирнова не пройдет.
— Спокойно, юноша. Петя, например, отменно варит кофе. Очень такой качественный, знаешь? Про Костю умолчу — не к месту юмор. А чем ты, служивый, козырнешь?
«Чем-чем? Чем? Ну, чем?» — вращаюсь, как юла.
Пиздец! Да кто бы мог подумать:
— Я приготовил мясо.
— Иди ты! — Смирнов распахивает руки. — Ну, раз все живы в маленькой честной компании, то, вероятно, удиви.
Эпилог II
Анна… Добро пожаловать в семью!
24 октября **** года
— Катя?
— Нет, — бухтит как будто полусонная жена.
— Мария?
— Нет. Отстань.
— Мирабелла?
— Чего-о-о-о?
Кратко и по делу!
— Вероника? ВерО и Ника. И по-французски, и с подтекстом. Что скажешь? Попал? — наверное, как обычно, тычу пальцем в небо, ковыряя облака. — Победа! Да? В самый раз. ВИктори! — а до меня, по-моему, доходит. — Виктория? Угадал? А?
— Прекрати! — локтем толкает в бок. — Не напирай, ты меня задавишь, — и сразу добавляет «ласковое», — идиот.
— За столько лет не задавил, — смеюсь в торчащий передо мной затылок. — Потерпишь, детка. Так что? Нинель, пожалуй?
— Иди к черту, Серый!
Ах, Серый! Серый! Серый! Серый? Да? Это значит «да»!
— Ну, привет, чикуита, — наваливаюсь посильнее и прижимаю к жесткому матрасу бьющуюся не на жизнь, а на смерть подо мной. — Цыц, кубинка. На твой Островок Свободы сейчас посягнет сам Сергей Смирнов. Он радушен и ухожен? Он к наступлению готов? — с щекоткой сдавливаю женский гладенький лобок. — Очень гостеприимный прием, как для оборзевшего оккупанта. Где у нас спрятан клад? Мне туда? — захожу ладонью дальше, пропуская половые губы между пальцев. — Возьму без спросу, раз белый флаг не выброшен. Последняя возможность, детка. Итак! Наверное, Кира?
— Сережа-а-а! — вопит жена.
Ладно уж! Пусть живет и здравствует, а главное, не выкаблучивается и не хворает.
И все-таки… Один момент, трындец как, спать мешает.
— Они имя-то придумали? — лениво отползаю и наконец-то позволяю тощенькой дышать.
— Придумали, — Женька подгребает
— Так ты, стало быть, в курсе? — и завожусь опять.
— Да.
— И? — подкатываю еще раз, приложившись лбом ей между выступающих лопаток, в ожидании замираю. — Я прошу. Эухения, а? Солнышко мое! Красотулечка! Маленькая! Девочка-конфеточка! Имей совесть, мать. Как внучку олухи планируют назвать? Ей-богу, я сейчас с ума сойду. Тоня, что ли?
— Нет. Сережа, хватит.
— Же-е-ень! Женечка! А я тебе…
— Сейчас очень интересно, муженек.
Изрядно запартизанившаяся Смирнова быстро поворачивается ко мне и дико строит… Рожу! Твою мать! Что у жены сейчас с лицом?
— Ты чего?
— Что ты мне, родной? — похоже, новый раунд, женский, черт возьми, черед.
— Что захочешь!
Похоже, я, как это ни странно, на многое способен.
— Это секрет!
— Секрет появится до дня рождения Игоря или скорый поезд «Владивосток-Москва» задерживается по невыясненным, твою мать, причинам? У меня замерзло ухо на рельсах в ожидании лежать. Я так не дергался, когда ты производила этих…
— Ну-ну!
— Сама знаешь кого.
— И все же интересно.
— Дочечек, которые портят нервы будь здоров. Вчера ничего не вышло, как, впрочем, и позавчера. А неделю назад мы, как оказалось позже, просто съездили познакомиться с палатой. Ястребами покружили по роддому, позаглядывали во все углы, отыскивая несостыковки. Свят — что в принципе для него естественно — поймал психический приход. Настроился, я так понимаю. Какие им, к ебеням, партнерские роды, если он волнуется больше, чем она. Итак, что там по срокам? Что говорят великие врачи?
— Не знаю, — Женя пожимает голыми плечами.
— Она не перенашивает?
— Что? — краснеет и, смутившись, округляет глазки.
— Долго как-то, говорю, — в мягкой форме повторяю то, что грубо, по всей видимости, ей только вот сказал.
— Ты, что, подсчет ведешь?
— Мальчишку жалко.
— То есть? — Женя ерзает, приближается и укладывается на мое плечо щекой.
— Князь считает, что мелкая украдет у него грандиозный праздник. Пять лет, чика, это тебе не хухры-мухры. Это ого-го!
— Не украдет.
— И все же. Он мужик, он привык побеждать, тем более что столько лет он был один-единственный любименький сладенький сынок, а теперь…
Мой грандиозный эпос прерывает осторожный стук в дверь:
«Что за…? Нет, не может быть. Снова ложный вызов? Бред?».
— Это… — жена осторожно приподнимается, упираясь ладонью в матрас, пружинящий под нашими телами.
— Полежи!
Началось? Началось же? Пусть это будет то, чего мы уже не одну неделю ждем. Чудные, Господи, твои дела. Мудрые ждут и не дождутся второго малыша. Вернее, малышку. Дочь носит под сердцем детку. Крохотную девочку, об имени которой у нас не принято упоминать. Кто придумал это правило, хрен теперь поймет, но я стараюсь придерживаться закона, когда присутствую на совместных приемах пищи за огромным кухонным столом, но, оставшись с Женечкой наедине, я подключаю весь свой блядский арсенал по соблазнению, который, как это ни странно, я пока не растерял.