Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Ты что творишь? — подтащив к себе, шепчу ей в ухо.
— А? — встрепенувшись, Юла вопросом отвечает на вопрос. — Что такое? Отпусти, пожалуйста.
— Ты что делаешь, говорю?
— Она забрала Дино, — указывает на суетящуюся по площадке псину.
— И что? — мягко разворачиваю жену к себе лицом. — Решила размяться?
— Э-э?
— Забыла, что…
— Юль, ты как? — визжит Антония, подскакивая в безопасном месте с хохочущей Валюшкой на крепко сведенных руках.
Вот это очумелый детский сад! Чудная,
— О чем вы говорили там с ребятами? — лежа на боку, перебирает мои пальцы Юля. — Что произошло? Вы поругались с Петей?
— Нет.
— Не обманывай меня.
— Говорю, как есть. Повздорили — да, но после третьей сигареты помирились. Говорили о жизни, сладкая! Не спится?
— Святослав? — нудит настырная.
— Неважно…
Не стану сообщать, как не сдержался и сорвался на Петра, который, в сущности, ни в чем не виноват, и благодаря которому нам удалось сыграть крутую свадьбу в довольно-таки быстрый срок. Не скажу жене о том, что ее бывший сейчас борется за жизнь, стараясь обыграть костлявую каргу.
— Куда делись родители? Вообще, это очень странно, даже для отца. Он обожает подобные сборища, а тут фактически проспал весь пир. Кстати, как тебе мясо? — вполоборота обращается ко мне.
— Было очень вкусно. Только…
— Только?
— Ты сильно суетилась, Юля.
— Ты, видимо, забыл, какая я на самом деле.
— Нет, не забыл, — вытягиваю из ее захвата руку. — Беготня за псиной тоже входила в распорядок дня? А если бы ты упала, — стараюсь быть серьезным, но почему-то то и дело пробивает на ехидный смех.
— Угрозы выкидыша нет, Мудрый. К тому же я себя прекрасно чувствую.
Ну что ж, я очень рад! Одно приятное сообщение за целый слишком продолжительный день.
— Где родители?
— Они с тобой не связывались? — теперь изображаю дурачка.
— А с тобой?
Я первый, кажется, спросил. Хитра жена, так и норовит все выспросить и разузнать. Но я кремень и не поддамся. Даже за кусочек мяса, от которого в восторге были все.
— Мамины странные послания о том, что они вдруг решили побыть с отцом наедине, если честно, не сильно в этом убедили.
— В чем? — приподнимаюсь над ее плечом. — Что она писала?
— В том, что они решили смыться в неизвестном направлении. Я, между прочим, и звонила, и писала, но…
— Похоже, мы им просто надоели, сладкая.
— Что за чушь?
— Ты расстроена вторым днем свадьбы? — укладываюсь подбородком на плечо. — Приедут, Юля. Мы только прикорнем, как:
«Тук-тук! Свят, забери!».
— Это не смешно, любимый.
«Извини!» — но так и есть.
— Как раз наоборот.
— Понимаешь… — она выкручивается и обращается ко мне лицом. — Только без этого! — тут же выставляет руки. — Хочу поговорить и все.
— И все? — подмигиваю.
— Мудрый!
— Мудрая! — шутя парирую.
— Смешно!
— Не помню, — специально отрицаю, хотя тот разговор до сих пор стоит в ушах, а грозный вид моей Юлы транслируется, как тизер к будущему, перед поплывшими от красоты глазами.
— А как же: «Я помню все?».
— Об этом сейчас желаешь говорить…
Не подавая вида, выставляю ухо, направляя по-собачьи раковиной к оконному проему. Машина! Знакомый по рывкам движок, грудное низкое урчание и бережный подкат под парадный вход.
— Святослав? — жена накручивает эластичный воротник моей футболки себе на палец. — Это папа?
— Угу. Все. Спи. Они приехали.
— У меня нехорошее предчувствие…
Поделиться с ней похожим чувством или воздержаться и не нагнетать?
— Пора спать, Мудрая. Иначе! — грожу ей перед носом.
— Что?
Знает ведь, чертовка, что ни хрена не будет.
— Грозишь, грозишь, грозишь…
Я запечатываю болтливый рот страстным поцелуем, проталкиваюсь языком без подготовки, проникаю внутрь, шурую там без остановки, прихватываю кончик, цепляю, а подхватив, сосу.
— М-м-м-м! — ворчит жена, выказывает что-то близкое к простому недовольству, но все равно от моих ласк плывет и слабенько торчит.
От поцелуев с Юлей у некоторых — я о себе, конечно, говорю — до сих пор активно сносит башню. Себя не помню и херню творю. Я напираю, подминая маленькое тело под себя. Без долгих предисловий, обхватив под бедрами раздвигаю подрагивающие ноги и укладываюсь между ними.
— Ты обалдел? — шипит Юла.
— У? — перехожу, нигде особо не задерживаясь, на шею, а затем спускаюсь на ключицу, подбираясь к свободной от бюстгальтера груди.
— Свят, ты…
— Что? — на одно мгновение отрываюсь только для того, чтобы заглянуть в ее глаза. — Что, Мудрая?
Она громко вскрикивает, а затем, закрыв свой рот уложенными крест-накрест узкими ладонями, куда-то вглубь себя хохочет. Стремительно меняющееся настроение — то смех, то грусть, то скорбь, то неприкрытая, что даже страшно, радость? Какой там, черт возьми, триместр?
— Не останавливайся, пожалуйста, — приоткрыв ладони, прыскает, и снова про себя надрывает слабенький животик.
— Как скажешь, сладкая?
Тем более что мне нужна расслабленная и уснувшая жена. По всем параметрам намечается трудный разговор с Сергеем, который за все дневное время так и не сподобился внести ясность в сложившееся положение…
— Добрый вечер, — замираю в дверном проеме. — Вы…
— Привет! — Смирнов лежит на кухонном столе, подпирая своей щекой до блеска вылизанную темную столешницу.
— Сергей Максимович… — не знаю, как и с чего сейчас начать.
— Что? — а он ни хрена не помогает. Лишь односложные ответы, да глубокий вздох.