Чёрный лёд, белые лилии
Шрифт:
Потому что это было слишком.
– Рад, что всё так получилось, - кашлянул генерал-майор за столом.
– Можете на сегодня быть свободны. Калужный, только всё же загляните к психологу. Вы ведь так и не побывали там, если я не ошибаюсь.
– Ты как здесь вообще?
– набросился на него Макс, когда под их ногами оказался мокрый асфальт.
– Ведь так и знал, что ты не подохнешь…
– Что тогда так обрадовался?
– улыбнулся Антон. И вдруг замер.
– Ты чего?
Он не искал его. То есть совсем. И могилы его не видел. «Лейтенант Назаров убит», - сказали ему, и Антон просто
Антон поверил. И ушёл, и проглотил боль, и слёзы, проглотил всё. И смерть Макса проглотил. А сейчас она слишком прочно засела где-то там, в глубине, чтобы просто выкинуть её.
– Я должен был искать тебя.
– Брось, Тон, - слабо, едва заметно улыбнулся Макс.
– Я знаю всё, что ты сейчас мне возразишь, и говорю тебе: брось. Не ешь себя понапрасну. Все были уверены, что я погиб.
– Но я должен был…
– Не должен. Ты думал, что я в братской могиле. О таком не врут. Ты ни в чём передо мной не виноват.
– Ну и где ты был?
– спросил Антон, когда они опустились на лавку перед штабом.
– Живучий, как чёрт.
– Но-но, деточка!
– засмеялся Макс.
– Знаешь, кстати, как зовут нас эти уроды? Ты бы слышал! Они говорят: «Русские - это боги из замёрзшего ада. Если ты скажешь им, что при таком холоде жить невозможно, они засмеются и пойдут играть в снежки».
Антон подумал о том, что таким отзывом стоит гордиться.
– Я и правда тогда чуть не сдох. Знаешь, попали в окружение, думал - всё, крышка, ору своим ребятам, чтобы оставили гранаты для себя, - Макс вздохнул, засовывая руки в карманы бушлата глубже.
– А потом как накрыло. Не знаю, похоже на Марк 47*, хотя чёрт его там разберёт. В общем, всё, хана, уже увидел свет в конце туннеля, помолился святому Моисею и всё прочее. Но нет - очнулся потом в госпитале. Сказали, что три дня искали, в воронке валялся, оглушило, мама не горюй. Отделался вот контузией и раздробленной рукой, - он махнул своим гипсом, улыбаясь.
– Ну а ты? Как сам-то?
Что ему было ответить? Кровь. Он в ней по уши - в своей и чужой.
– Пойдёт, Макс.
Назар согласно кивнул. Усмехнулся по-доброму, всё понимая, как только он умел, и хлопнул Антона по плечу со всего размаху здоровой рукой.
– Будут у нас времена и получше, деточка, а?
– улыбнулся он.
Антон взглянул в его светлые глаза. Максу сейчас было тысячу лет. Потому что нельзя быть таким мудрым в двадцать два. Назар обо всём догадывался. Может, и не обо всём, но о многом. И никогда не стал бы спрашивать.
– Конечно, - выдохнул Антон с облегчением.
– Ну а сейчас что у тебя? Начальником курса заделался?
– хмыкнул Макс.
– Лучше заткнись, Назар.
– А что такое, нашей деточке не нравится?
– Да эти бабы…
– Здесь есть бабы?!
– Макс вытаращил глаза, в огромном бушлате став похожим на огромного нахохлившегося филина.
– Лучше б не было, - мотнул головой Антон.
– Хочешь - возись с ними сам. Я с куда большим удовольствием... с меньшим отвращением буду заниматься с парнями.
– Они тупые, как не знаю кто. На войну засобирались. Идиотки.
Как-то так и получилось, что через час они снова стояли в кабинете генерал-майора.
– Товарищ генерал-майор, - начал Антон.
– Лейтенант Назаров назначается на должность курсового офицера. Возможно, ему будет на первых порах проще, если я дам ему руководство над б… над женским взводом. Девушек почти в четыре раза меньше, чем парней, он сможет освоиться, привыкнуть.
Пусть. Он. Согласится. Потому что если ему удастся сбросить заботу об этих тупицах на Макса, который не против, то это будет самым лучшим, что случилось с ним здесь, будет настоящим подарком судьбы.
Макс любил девушек. Любил так, как никогда не умел любить Антон - он мог часами восхищаться их красотой даже без намёка на секс, просто потому, что девушка нравилась ему, мог говорить комплименты, таскаться за ней, как последний кретин, петь баллады под балконом и дарить огромные букеты роз. Даже дружить с ними Макс умел.
Генерал-майор должен был согласиться. Это было правильно, это было логично.
– Нежели вы думаете, Антон Александрович, что с девушками забот меньше? Наоборот, я ставлю вас как старшего по званию и более опытного офицера присматривать именно за ними. А Максим Андреевич прекрасно справится с курсантами и один.
– Взвод, подъём! На центральном проходе становись!
– хрипло выкрикнула Ланская в четвёртый раз. Стрелка секундомера быстро поползла, отмеряя положенные сорок пять секунд, и где-то на тридцать пятой Антон скривился: они снова не успеют. Тупицы. Тупицы. На какую войну они собрались?!
Три тридцать шесть утра двадцать девятого ноября, и взвод поднимается по тревоге уже третий… Нет, кажется, четвёртый раз, начиная с двенадцати, с вполне точным расчётом: подъём, почти минут сорок, чтобы заснуть, и снова подъём.
На пятьдесят восьмой секунде первой выскочила замкомвзвода Сомова, застёгивая бушлат на ходу, и через пятнадцать секунд полуодетый взвод стоял на проходе, буравя Антона злыми (и уже почти невидящими) глазами.
– Минута тринадцать, - провозгласил он и поднял секундомер вверх.
Они стояли, покачиваясь. Соловьёву, растрёпанную и с расстёгнутым кителем, держала под плечи Широкова. Они обе так и не выспались после того наряда.
Её нужно выскрести из головы. Её злые глаза, торопливую походку, её привычку махать руками, как чёртова мельница - её всю, потому что в его голове такой фигне места нет. Нет места мельканию этих воспалённых образов вперемешку с мамой, Лёхой, кровью и войной. Её нужно выжечь. И он сделает это.
Спасительная злость наполнила тело. Всё нормально, Антон, всё как прежде.
– Форма одежды?
– тихо спросил он, встав прямо перед ней. Стоит только шагнуть.
– Номер четыре, - нестройно, но громко откликнулись все.
Она молчала. И не поднимала глаз.
– Форма одежды, Соловьёва?
– вкрадчиво переспросил он.
Если она заплачет - она проиграла. Если она заплачет - он победил. Эта война почему-то показалась ему самой важной, гораздо важнее той, что осталась где-то за плечами.