Черный смерчь (главы из романа)
Шрифт:
Сегодня здесь текла мирная жизнь. В низинке у ручья паслись овцы, и несколько мальчишек присматривали, чтобы непоседливые животные не влезли на поле, где дружно зеленели всходы ячменя. На берегу были расстелены на просушку сети, четверо рыбаков затесывали новый кляч - распорный столб для большого невода.
На воротах дежурили четверо молодых воинов. При виде Уники лица у них переменились, но ни один ничего не спросил. Поздоровались как со всяким родичем, хотя не каждый день баба-йога является в селение да еще увешанная колдовскими причиндалами,
– Старшины где?
– У себя, - ответил один из парней.– С утра еще не выходили.
С давних времен повелось, что если среди жителей селения не было никого из старейшин, то делами заправлял выборный старшина. Власть старшины распространялась только на поселок, на общем совете старшины говорили как простые охотники. А вот в Верховом последние годы было два старшины и никто из родичей в том странного не видел. Как быть, ежели Курош и Машок братья, и никто от них розного слова не слыхал? Вот и решили люди, пусть будут два старшины.
Неразлучники сидели за домом. Работу их было слышно издали - шершавый звук, с каким полируется камень, ни с чем не спутаешь. Уника подошла, поздоровалась вежливо, как со старшими положено, и, не дожидаясь расспросов, сказала:
– Дурные вести. В лесах новые чужинцы объявились. Оборотни, колдуны по-нашему говорить умеют... и оружие у них не хуже нашего: луки знают, топоры полированные - волос режут.
– Так может это настоящие люди?– недоверчиво спросил Курош, вперив единственный глаз в лицо Уники.
Не любили братья лесную колдунью, унаследовав давнюю неприязнь еще от своего отца.
– Смотрите сами, - коротко ответила Уника и, развязав мешок с золой бросила к ногам почерневшую, прокопченную дымом бивачных костров голову.
Хотя время и можжевеловая копоть изменили черты лица, но братья сразу признали гривастого неведомца, какого никто прежде не видывал, но о которых давно предупреждал Ромар: мол есть где-то такие и потому надо быть готовым к войне. Вот она, война, никто и не звал, сама в гости заявилась.
– Что ж ты ее сюда притащила?..– страдальчески закричал Машок.– Беду накликать хочешь? Что мы, так не поверили бы?
– Не бойся, - устало откликнулась Уника.– Не придет он сюда, и ничего вам не будет. Он к моему дому прикован и по миру ходить не сможет. А вот соплеменники его - иное дело. Ох, не знаю, откуда пришли и как с ними обходиться будем. Они за нами давно следят, так что и нам надо сторожкими быть.
– Да уж, знаем...– проворчал Курош. Он наклонился, костяным лощилом, чтобы рук не марать, перевернул почерневшую голову.– Да уж ясно, что нелюдь это, никто не спутает. Но охотников предупредим, чтобы и не пытались с этими говорить.
– Тут другое, - напомнила Уника.– Оборотни это. Он тобой перекинется, так родной брат не отличит.
Курош улыбнулся
– Лишнего-то не говори, старая. Или ты хочешь сказать, что он не просто каким ни есть человеком прикидывается, а лицо ворует?.. Тогда по голосу можно определить, по походке. Своих-то я всех отличу, а ежели кто с Белоструйной придет - будем проверять.
– Я сказала то, что сказала, - глядя в землю, проговорила Уника.– Вот обратится он в Машка, а ты и не поймешь, с кем разговариваешь. Уж я-то знаю, поверь.
Братья крякнули возмущенно, но перечить не стали. С йогой свариться себе дороже, а лишняя опаска лишней не бывает.
– Что же делать?– спросил Машок.– Как уберечься? Этак людям и за стены выйти будет нельзя. Хуже чем при диатритах, там хоть ясно было, кто свой, кто враг.
– Не знаю покуда. Колдуны, думаю, разглядят вражину. Одна беда - колдунов в роду раз-два - и обчелся. Ромар, Матхи, Калюта... ну, я еще могу. Что же, нам на воротах стоять и всех входящих проглядывать?
– Умер Матхи, - склонив голову сказал Курош.– Вчера гонец из большого селения прибежал. Сказал, что с того берега волосатые пришли, Лишкины соплеменники. Побил их кто-то. Никак, думаю, твои чужинцы и побили. Вождь велел сторожко жить, на левый берег поглядывать. А Матхи умер в тот самый день...– Курош вскинул голову, дико уставился в лицо Унике единственным глазом и прошептал: - Что же это выходит? А ежели там вместо гостей чужинцы? Признать-то некому, Калюта на Белоструйную убрел, а Ромар и вовсе неведомо где гуляет...
– Шли гонцов, - выдохнула Уника.– Хороший бегун за два дня успеет. А я уж, завтра с утра...
Через час двое парней, получившие строгий наказ от колдуньи и старшин, выскользнули за ворота и обманчиво медленно побежали вдоль берега, по самой кромке, где намокший щебневатый песок не затруднял шагов. На ногах у каждого были легкие постолы, в руке - невесомое птичье копьецо. Бежать предстояло, не останавливаясь ни на миг, и хотя солнце уже выкатывалось к полудню, посланные обещали, что завтра, задолго до заката вождь узнает тревожные вести.
* * *
Уйти на следующий день с утра Унике не удалось, ночью на селение напали враги.
На ночь ворота наглухо закладывались тесанными брусьями, и на страже стояло не три человека, как днем, а пятеро. Трое сидели у ворот, а двое на пару обходили стены, присматриваясь, не пытается ли кто подрыть частокол или еще какую беду учинить. Слишком дорого обошлась когда-то детям зубра беспечная надежда на крепкие стены. Шестнадцать лет прошло, и старый урок выручил людей. Кто-то из сторожей расслышал в ночи шорох, а в ответ на крик и факел, полетевший со стены, из прозрачной ночной мглы засвистели стрелы. Вооруженные набежники ринулись было к воротам, но слеги, надежно зажатые запорным бревном, отодвинуть не смогли, а через три минуты уже все мужчины рода толпились у ворот и на стенах, готовые отразить приступ.