Четыре четверти: учебное пособие
Шрифт:
– Пойдем в конюшню, – просто говорю я. Он поворачивается и выходит, я иду следом.
Нагибаемся и входим в темноту. Пахнет коровой и сыростью. Саша щелкает выключателем. Я вижу отгороженный двумя жердями угол. В нем помещается аккуратно заправленный топчан, рядом столик, как в вагоне. Над столиком настольная лампа, еще выше полочка из грубой нетесаной доски, на ней с десяток книг. Вполне уютно, если не считать, что все это – в конюшне.
– Тебя что, домой не пускают? – спрашиваю я.
– Нет. Просто здесь спокойно, да и
– Эх, – думаю я, – моя бы воля, поставил бы я тебе, Шурик, по всем предметам «пятерку» с плюсом, а по окончании школы взял бы без экзаменов в самый престижный столичный вуз. Ты более этого достоин, чем всякие избалованные городские мажорчики.
– А что книг-то маловато? – замечаю я.
– Дак откуда? – Саша разводит руками. – И эти-то – библиотечные. Я уже всю библиотеку перечитал.
– Приходи, дам чего-нибудь интересного почитать. У меня много.
– Ладно, – соглашается он и внезапно добавляет: – Вы не подумайте. Мама у меня хорошая. Она только сегодня не очень.
– Конечно, – соглашаюсь я и мысленно чищу заплывшей мордой его мамашки пол конюшни.
Еще одним плодом путешествия по родителям стало познание генезиса клички Будильник. На подходе к самому богатому в деревне дому (после дома директора совхоза) стали попадаться синего вида личности. Одна шла навстречу, а другая за мной, попутным курсом. Мой попутчик тащился не порожняком, а с огромным ржавым ведром, в которое было налито что-то грязно-синее.
Грузонос поинтересовался у встречного, дома ли Часики.
На что был получен ответ, что дома, но в долг сегодня не дает, а принимает только наличными.
Я притормозил и стал наблюдать за своим случайным попутчиком. Он подошел к дверям глухого и высокого забора. Надавил на черную кнопку, выведенную наружу. Из глубины дома раздался еле слышный звонок и громкий собачий лай.
Дверь приоткрылась: – Чего тебе?
– Иван Кузьмич. Дай мне пол-литру. Я потом отдам.
– Ты еще за вчерашнее не расплатился.
Я с получки сразу отдам.
– С какой получки? Тебя давно уж уволили.
– Со мной же еще за посевную не рассчитались.
– Ты уже все деньги авансом пропил за посевную на территории всей Российской Федерации. Иди отсюда, а то Тарзана спущу!
– Кузьмич. У меня краска есть, ведро. Синяя. Хорошая. Возьми.
– Да иди ты со своей краской! Куда она мне?
– Ну ты чо, Кузьмич? Христом-богом прошу тебя, добрый человек. Я это ведро со второй фермы три километра пер. Куда я его теперь? Покрасишь в конюшне чо-нибудь, чтоб не гнило. Что тебе, спирта раз-бодяженного жалко, крысоед?
– Ладно, – буркнули из-за двери, – жди.
Дверь захлопнулась.
Через минуту она открылась. В руку, протянутую оттуда, мужичок вложил ведро. Получив заветную поллитровку и избавившись от груза, мужичок приобрел завидную резвость и умчался в счастливую пьяную даль.
Я нажал на кнопку.
– Больше не дам! – сказали изнутри.
– Извините, но я классный руководитель вашего сына.
Дверь открылась. Глазам предстал полноватый, но крепкий мужик с цепким взглядом. Увеличенный Будильник с усами обшарил меня глазами.
– Извините, издержки бизнеса. Проходите.
Я с опаской продвинулся вдоль стены мимо рвущегося ко мне с цепи огромного кавказца. Это было так близко, что его слюни брызгали мне на лицо.
Мы прошли множество сеней и навесов и наконец попали в дом. В доме было идеально чисто, довольно уютно и даже не без некоторого вкуса.
Мы прошли в большую комнату. Меня посадили в кресло напротив телевизора. В телевизоре очередная мыльная героиня в соответствии со сценарием страдала от неразделенной любви, а еще больше от собственной непроходимой глупости.
– Зачем ты пришел? Что тебе нужно? – с надрывом вопрошала она.
– Извините за беспокойство, но я проверяю жилищные условия моих учеников и знакомлюсь с родителями, – ответил я Ивану Кузьмичу на вопрос, заданный из телевизора.
– Да, конечно, знакомьтесь. Мы для сына ничего не жалеем, пусть учится, – как-то неопределенно ответил Иван Кузьмич и уставился в телевизор, наверное, ждал помощи от блондинки.
Ждать пришлось недолго.
– Уходи! Я не хочу тебя видеть! Ты мне противен! – вдруг завопила блондинка.
Видимо, Иван Кузьмич не ожидал такого прямолинейного подхода.
– Как видите, мы не бедствуем. У Миши отдельная комната, компьютер новый, – кратко отчитался Будильников папа о проявленной родительской заботе.
– А чем вы занимаетесь? – осторожно спросил я.
Этот вопрос показывал мои дружественные намерения, мол, ничего не видел, ничего не знаю, хочу услышать официальную версию. Мне было неловко оттого, что я оказался случайным свидетелем незаконной торговли паленой водкой. Я попал в двусмысленное положение: должен ли я как учитель читать этому крепкому и неглупому мужику нотацию о плохом примере, который он подает сыну? Или должен ли я как законопослушный гражданин бежать к участковому с заявлением?
– Я на пенсии, – ответил Иван Кузьмич. – Военный пенсионер.
– Ты опасен для общества! – вынесла вердикт блондинка. – Твое место в тюрьме!
– Но вы, наверное, видели, чем я занимаюсь. Да и чего в деревне скрывать, если и так все знают? – продолжил Иван Кузьмич.
– Почему ты бросил меня с детьми на улице? – укоризненно спросила блондинка.
Иван Кузьмич выключил ей звук и продолжил:
– А чем еще здесь заниматься? Только самому пить. А качество у меня отменное, спирт у меня нормальный, вода чистая, из колодца. Никто с моей водки не умер и даже не залимонил. А народ пьет по-черному. Если я не буду торговать, так другие найдутся. Хотя у народа денег нет, вот барахло всякое и тащат.