Четыре четверти: учебное пособие
Шрифт:
– Значит, требования надо было выдвигать приемлемые и ребенка стимулировать к их выполнению! А не вспоминать об этом в конце четверти!
– А я стимулировал! – запротестовал я.
– Значит, плохо стимулировал! – отрезала МЧС.
– Алгоритм такой: ставите «двойку» – ко мне с планами работы, нет планов – к директору.
И по старой смоленской дороге я поплелся к себе в кабинет.
Если бы я выучился на таксидермиста, моим первым чучелом стал бы Тюленёв.
Директор разговаривал по телефону с завхозом, заброшенным в город с утренним автобусом для выбивания угля на зиму. Увидев меня,
– А если уголь будет таким же, как в прошлый год, то лучше сразу пошли его в ж…у! – этими словами руководитель муниципального общеобразовательного учреждения напутствовал своего зама и злобно бросил трубку.
Затем он не менее злобно посмотрел на стену сквозь меня. Наконец тормоз сработал, стало физически слышно, как потрескивают раскалившиеся тормозные колодки в его мозгах. Но скорость была все еще большой. – Так, в общем надо Тюленёву поставить «тройку». В общем, все! Вопросы есть?
– Есть! Я все же педагог, и мне решать, какую отметку ставить моему ученику! – я стал смелым, как загнанная в угол крыса. – В конце концов, если меня принимают на работу, то мне и должны доверять как специалисту, а если так на меня давить, то зачем я тогда нужен. Пусть вон Чекушкин уроки ведет, он добрый – всем поставит, как вам надо. Будете школой с лучшим качеством образования в районе или даже в мире!
– Это хорошо, что у вас есть убеждения, – зловеще произнес директор, – но очень плохо, когда эти убеждения отстаиваются за счет других.
– Кого же, кроме меня и Тюленёва, это касается? – удивился я.
– Да всех, в общем, касается. Знаете, что по стране идет масштабный проект «Образование»? По этому проекту нам в район дали целых две пары пластиковых лыж. Михалыч под перспективного Тюленёва выпрашивает одну пару в районе. Эти лыжи, между прочим, как корова стоят. А корова в деревне – это состояние. Это первое. Второе. Если успеваемость у нас будет самой низкой в районе, как я буду выпрашивать деньги на теплый туалет? Мне заврайно скажет, у тебя там сплошные двоечники, зачем таким засранцам теплый туалет? Стоят ли ваши принципы теплого туалета? Принципы ваши, туалет– общий. Да и принципы ваши не шибко пострадают, если разобраться. Там не одному Тюленёву надо «двойку» ставить, а еще доброму десятку лоботрясов. Вы им, однако, «троечки»-то налепили. А если всем объективно поставить, то школу закроют и мы все останемся без работы, а дети без образования. В конце-то концов, у Тюленёва, можно сказать, что есть профессия. Вот у вас в седьмом классе была профессия? Нет. А у него есть. Считать, что на вашем предмете свет клином сошелся, – глупо. Вы знаете, что такое коацерваты?
– Что? – удивился я последнему вопросу.
– Коацерваты, – повторил директор.
– Нет, но при чем они тут?
– А притом, что вы это на географии в школе учили, а не знаете. И ничего, живете себе и считаете себя, наверное, полноценным человеком. А географ или биолог так не считает, потому что не может быть счастья у человека, если он про коацерваты не знает. А был бы у вас учитель географии принципиальный и поставил бы вам «двойку», вы бы, может, не физику сейчас преподавали, а географию изучали. Колымы.
Дальше директор снова вернулся к туалетной теме.
– Если здоровье вам позволяет или дом рядом,
Директор меня не убедил. Вор должен сидеть в тюрьме, а двоечник – получать «двойку»! В этом заключается важный воспитательный момент и сермяжная правда. Никто и ничто не может заставить меня поступить иначе. Поставить Тюленёву «тройку» – значит предать свои педагогические убеждения.
В воскресенье мы с Люсей решили прогуляться по увядшему осеннему лесу. Баба Таня к таким праздным прогулкам, естественно, относилась отрицательно.
– Чо там делать? Грибов нет, ягод тоже. Чего впустую по лесу бродить? Далеко только не ходите, тут за огородом погуляйте, а то начнете блудить, уйдете в Паклинские леса, ищи вас там до заговенья.
Строго следуя наказу, мы вышли за огород и стали дрейфовать вдоль опушки. Скоро мы наткнулись на тропинку, уходящую вверх на самый высокий господствующий над деревней взгорок.
Тропинка была более чем странной. Посередине она была слегка взрыта, как будто по ней недавно пробежало небольшое стадо баранов. Слева и справа от этой полосы тянулись еще две узкие полоски, состоящие из множества неглубоких отверстий, как будто кто-то с маниакальным упорством долго тыкал в землю шпагой. Будь я уфологом, то обязательно бы написал статью об инопланетянах, гуляющих по ночам на паучьих ножках.
Пройдя половину подъема вдоль этой тропинки, мы устали и сели отдохнуть. Мой талант следопыта и фантазия уфолога не успели проявиться во всей своей красе, так как стала известна причина загадочного следа. Вверх по горе бежал Тюленёв-спортсмен. Он ритмично пыхтел, как хорошо отлаженный паровоз. В руках его мелькали лыжные палки, поэтому издалека было похоже, что он вбегает в гору на лыжах. Когда же лыжник приблизился, стало понятно, что лыжи он надеть забыл. Увидев нас, он уменьшил скорость, а потом перешел на шаг.
– Здравствуйте! – сказал Тюленёв, вытирая пот тыльной стороной тряпичной перчатки.
– Привет, – ответил я, – это у тебя тренировка?
– Да.
– И сколько ты пробегаешь?
– Еще четыре круга осталось. Каждый – по три кэмэ.
– Ничего себе! И сколько всего?
– В первую тренировку – пятнадцать.
– А что, еще и вторая есть? – искренне удивился я.
– Только в воскресенье. Скоро сезон, надо объемы мотать.
– Тяжело? – сочувственно спросил я, так как не представлял, как можно ребенку столько бегать, да еще в гору.
– Не очень. Только вот мозоли достают. Зимой на лыжах почему-то мозолей никогда не бывает, а летом, когда на роллерах или имитацию бегаешь, все руки истерешь!
Тюленёв снял свои дешевые, купленные в хозмаге перчатки с синими пупырышками, и я с ужасом увидел, что все его руки в пластырях, а на правой руке из-под пластыря бежит кровь…
Тюленёву за первую четверть я поставил «трояк». И за вторую четверть, и за год. А педагогическим убеждениям я не изменял, просто сами эти убеждения как-то вдруг изменились.