Что предназначено тебе… Книга первая
Шрифт:
В темноте за спиной Стефано щёлкнул взведённый курок.
Он потянул за ремень из крокодиловой кожи и чуть приспустил штаны корсиканца вместе с бельём — так что возбуждённый горячий член выпрыгнул ему в лицо.
Если бы Стефано посмотрел вверх, он бы заметил, как изменилось лицо Доминико, теперь в восхищённом ожидании смотревшего на него.
Стефано наклонился и принял головку между губ.
Доминико испустил свистящий вздох. Зрелище копа, стоявшего на коленях между его ног, так возбуждало его, что он готов был кончить прямо сейчас.
Стефано немного освоился и, проведя по
— Проведи по стволу языком.
Стефано выполнил приказ. Он выпустил головку и принялся лизать.
— Да, детка… — прошептал Доминико. Вряд ли Мариано или Джессика слышали его сейчас. Так же, как Стефано не слышал всхлипов девушки, всё ещё раздававшихся у него за спиной.
— Соси его лучше, сучка. Соси, как всегда мечтал.
И Стефано сосал — так, как хотел сосать.
Красная набухшая головка скользила между его губ и выскальзывала назад.
Доминико едва заметно покачивал бёдрами ему в такт, так что иногда член упирался Стефано в горло — так далеко, как он пустить его не мог. Доминико злился. Он хотел ещё. Хотел, чтобы Стефано нанизывался на него.
Он терпел какое-то время, стараясь наслаждаться одними только ласками, которые сами по себе были довольно хороши, но которых ему хватало с трудом.
Затем поймал Стефано за затылок и до предела надел на себя, так что тот протестующе замычал. Не обращая внимания, Доминико принялся втрахиваться в его рот. Стефано попытался поймать ладонями его бёдра и оттолкнуться от них, и Доминико слегка сбавил темп, давая ему вдохнуть. Он наклонился низко-низко, так что Стефано на секунду показалось, что тот собирается его поцеловать. Доминико внимательно смотрел ему в глаза, а когда Стефано приоткрыл рот, приготовившись впустить корса в себя, плюнул ему в лицо и снова вставил член между губ.
Оставалось чуть-чуть. Волны нестерпимого наслаждения уносили его и, вставив член до предела, Доминико кончил Стефано в рот.
Его самого трясло — как могло бы быть, если бы он не трахался ни с кем несколько лет. Нет, дело было не в том, что он не трахался ни с кем. Дело было в том, что его до одурения заводил этот конкретный коп.
Доминико оттолкнул Стефано от себя и встал. Тот остался сидеть на полу, проводив проклятого корса безумным взглядом.
— Мариано, закончи здесь, — бросил Доминико через плечо, но даже когда он поднимался по лестнице к себе, все еще продолжал видеть перед собой раскрасневшееся лицо Бинзотти, его влажные от спермы губы и ошалевший взгляд.
13
Сказать, что Стефано Бинзотти был в ярости, значило не сказать ничего.
И не то чтобы член корсиканца был таким уж противным на вкус — напротив, он был крепким и упругим, приятно давил на язык, и в других обстоятельствах, возможно, Стефано и сам бы с удовольствием его пососал.
Стефано бесил в первую очередь сам факт этого не совсем корректного приглашения на чай, когда посреди рабочего дня в управлении раздался звонок, и хриплый голос сообщил, что если через полчаса он не явится в «Il Magnifico castello», его птичку разберут по частям. Потом последовал невнятный всхлип Джессики,
— Стефи… — выдавила она и тут же раздались гудки.
Стефано прекрасно знал к тому времени, чьей резиденцией служит «Il Magnifico castello». Строго говоря, о том, что это место является прибежищем мафии, он был осведомлен уже давно. Доминико был не первым и, скорее всего, не последним боссом, который останавливался здесь. Иногда это было даже удобно — знать, где именно располагается осиное гнездо.
Сейчас, однако, его не волновал никто из постояльцев отеля — кроме одного. Не было сомнений, что именно Таскони так эксцентрично приглашает его на очередное рандеву. И поначалу Стефано вообще не воспринял угрозу всерьёз — скорее, его заставила примчаться по вызову злость.
Вид Джессики, замученной и заплаканной, однако немного его отрезвил.
Таскони был психом — сомнений быть не могло. Но что хуже всего — Таскони получил то, что хотел.
Мысль о том, что месть, возможно, была заслуженной, не тревожила ум Стефано совсем. Таскони был корсиканским дерьмом и вёл себя как дерьмо. И, если уж на то пошло, Джессика вообще была в их разборках ни при чём.
Кроме того, предположение Таскони было в корне неверно. Стефано никогда и ни у кого не сосал до тех пор — просто потому что ему никто не предлагал подобный вариант. Разве что в тюрьме один раз парочка качков поставила такой вопрос — и довольно быстро растеряла половину зубов.
Ощущения, которые он испытывал, когда его член упирался в жёсткую молнию штанов, а другой — корсиканский — член шуровал во рту, были для Стефано абсолютно новы. И он бы с радостью сконцентрировался на них — обдумывая свою горькую судьбу и надрачивая в душе под аккомпанемент бархатистого голоса Таскони в мозгу — если бы выходка корсиканца не поставила для него неожиданно остро решённую уже было проблему с жильём.
Мариано — фото в газетах позволили опознать подручного Таскони довольно легко — явно не собирался Джессику убивать. Он припугнул её, и тем был закончен разговор.
Они вместе покинули подвал и молчали всю дорогу домой. Чувства Стефано по отношению к предавшей его девушке были неоднозначны: с одной стороны, он понимал её. Ей было страшно, и она пострадала по его вине. С другой — молчаливая брезгливость пролегла между ними стеной. Джессика тоже не говорила ничего. Щёки её розовым цветом окрасил стыд. И когда уже на самом подъезде к дому она произнесла осторожно:
— Стефано…
Стефано перебил её:
— Ты напишешь заявление?
Он не знал, хочет он этого или нет. Это было бы правильно. И это помогло бы ему обрести над Таскони и его ублюдочными громилами хоть какую-то власть.
И в то же время впервые в жизни Стефано не хотел — не хотел, чтобы мафиози сел.
Вот это уже было во всех отношениях неправильно, тем более что Стефано абсолютно чётко осознавал, что оппонент его — моральный урод и заслужил основательный отпуск в тюрьме, — но поделать с собой ничего не мог. Он хотел видеть Таскони на свободе. «И в конце концов, есть много других корсиканцев, которые заслужили тур в тюрьму больше него», — подсказывал внутренний голос, которому Стефано привык доверять.