Что предназначено тебе… Книга первая
Шрифт:
— Заявление? — Джессика резко дёрнулась, затем подавилась смешком, но Стефано видел, как слёзы подступают к её глазам. — Ты в своём уме?! Ничего не произошло!
Стефано кивнул и, хлопнув дверью машины, вышел на тротуар. Он первым подошёл к лифту, а когда Джессика нагнала его, они несколько минут провели в тягостном молчании, нетерпеливо подгоняя едущий с верхних этажей лифт.
Мальчик-лифтёр открыл двери и, поблагодарив его — каждый в отдельности — они так же молча поехали наверх.
Джессика подала голос, только когда Стефано
— Я не говорила, что ты должен уезжать, — сказала она.
— Я сказал, — Стефано застегнул молнию и, поднявшись в полный рост, остановился напротив. Джессика поджала губы.
— А если они нападут на меня опять?
— Ничего же не произошло, — ответил Стефано, не сдержав злость, причиной которой, в общем-то, была вовсе не Джессика, и, рванув чемодан за собой, двинулся к выходу.
Ту ночь он провёл в городском парке — в участок Стефано уже не успевал, да и не представлял, где ещё мог бы попытаться отыскать жильё. Все, кого он знал, к тому времени успели отказать.
Было прохладно. Уже наступала осень, но деревья ещё шелестели желтеющей листвой, а в тёмно-синем небе ярко светила полная луна. В её неярких отблесках Стефано, ёжившийся на скамейке, без труда различил единственный автомобиль, стоявший на улице неподалеку. На него снова нахлынула злость. Но нужно было действовать с умом.
Для начала следовало избавиться от чемодана — он существенно снижал манёвренность, а бросать посреди улицы нехитрые пожитки Стефано не хотел. Поднявшись со скамейки, он направился на вокзал.
Пристроив чемодан в камеру хранения, Стефано почувствовал облегчение и, насвистывая вполголоса навязчивый мотивчик, вышел обратно на улицу. Здесь было слишком людно, и кругом сверкали огни неоновых реклам — а Стефано требовалась тишина. Он свернул в ближайший проулок и, продолжая негромко насвистывать, стал двигаться от одной узенькой улочки к другой, пока голоса ресторанов не стихли вдалеке.
Здесь Стефано отыскал небольшой закуток между двух домов, не до конца смыкавшихся между собой, и замер, вжавшись в стену спиной.
Долго ждать не пришлось. Додж, который Стефано уже видел в парке, завернул в проулок. Ехал он не быстро — насколько позволяла узкая дорога и почти полная темнота.
Стефано ринулся поперёк дороги, раздался громогласный гудок, и машина попыталась свернуть вбок, а через секунду водила, оглушительно ругаясь на корсиканском диалекте, выскочил из авто.
— Какого чёрта ты творишь, идиот?! — был его главный и единственный вопрос. Отвечать, впрочем, Стефано не стал. Он попросту заехал корсиканцу с левой в челюсть, а пока тот приходил в себя, закрепил результат ещё несколькими ударами — в корпус, и снова в лицо.
Стефано ожидал, что ему полегчает — но этого не произошло. Он продолжал наносить удары один за другим, прижав корса спиной к стене и не давая рухнуть на мостовую, даже когда тот уже «улетел».
Успокоился Стефано только тогда, когда у него заныло от напряжения плечо —
Доминико той ночью уснуть не мог. Картины недавнего свидания продолжали будоражить его — да и злость всё ещё давала о себе знать.
О чувстве вины, конечно же, речи не шло, но ему было жаль, что встречи с Бинзотти были так коротки. Доминико хотел ещё. Хотел втрахиваться в послушное тело Бинзотти ночь напролёт, оглаживать его по покрывшейся испариной спине. Доминико не понимал, какого чёрта коп может быть так хорош — какой-то дикой, совершенно неестественной для ищейки красотой.
Стефано должен был стать одним из «людей чести» — Доминико видел эту яростную силу в его глазах. Не было сомнений — сицилиец так же любил власть, как и он сам. Но коп почему-то оказался на другой стороне.
Это разочаровывало — и одновременно порождало особый азарт. Один только минет не мог изменить в отношении к Бинзотти ничего. Доминико хотел согнуть его пополам, а может быть, даже сломать.
Мысли эти, сопровождавшиеся время от времени поглаживаниями между ног, в конце концов закончились не только лужицей спермы на дорогих простынях, но и чувством дикой жажды, с которым Доминико справиться никак не мог.
Он поднялся с кровати. В голове шумело, как будто он только что протрезвел. Открыл мини-бар. Тихонько выругался, не обнаружив там ничего, кроме выставленного по запредельным ценам дешёвого мексиканского коньяка и нескольких бутылочек с химической, замешанной на кофеине газированной водой.
Доминико пересек комнату от двери до окна и назад. Можно было, конечно, выпить воды из-под крана — что он и попытался сделать. Но тут же выплюнул противную жидкость, которая отдавала фтором, а в виду того, что стояла глубокая ночь, ещё и выплёскивалась из крана с трудом.
Тихонько ругаясь вполголоса, Доминико нашарил рубашку и брюки и, кое-как натянув костюм, снова подошёл к двери. Провёл руками по волосам, поправил пиджак. Привычным жестом проверил кобуру — его верный кольт со срезанной мушкой холодно сверкнул в полумраке комнаты. Иногда доли секунды играли решающую роль — и возможность выхватить оружие, не цепляясь за кобуру или одежду, могла сохранить жизнь. В кармане лежал второй — небольшая подстраховка на случай, если дела пойдут совсем не хорошо.
Будить охрану Доминико не стал — в конце концов, Сартен был одним из крупнейших городов Корсики, и жизнь никогда не утихала за окном. Доминико просто собирался отыскать бар и посидеть там, пока не прийдёт в себя.
Доминико спустился на первый этаж и, миновав пустую стойку ресепшена, вышел на узкую улочку, протянувшуюся под окном.
Он успел сделать с пару десятков шагов и замедлил шаг, разглядев стоявший невдалеке знакомый додж — которого, насколько знал Доминико, здесь быть не должно.