Что скрывает темнота...
Шрифт:
Никакой вывески или обозначения дом не имел, и приходилось лишь догадываться о его назначении. Я бы низачто не догадалась. Всё здание выглядело абсолютно нежилым, с пыльными каменными стенами и занесенной сухими листьями крышей. Но стоило Кири особым способом постучать в облезлую дверь, как та приветливо распахнулась, приглашая нас внутрь.
Темный жутковатый коридор, длинною в несколько десятков шагов показался бесконечностью, особенно когда дорога оборвалась лестницей, и мы начали спускаться под землю. Я поежилась от запаха сырости, исходившего от пола и стен, и напоминавшего мне о том, о чем я думать в данный момент не желала вовсе.
Коридор закончился. В помещении, где мы очутились, царил мягкий полумрак, но, даже не смотря на это, я не могла не заметить его ненавязчивую прелесть. Здесь было очень просторно. От полированного черного мрамора стен и пола отражались сотни крошечных светляков освещения, в хаотичном порядке протянувшихся откуда-то сверху, отчего создавалась общая иллюзия некоей абстрактно-космической реальности. Потолка, казалось, и не было вовсе, ибо несколько длинных узких колонн, поддерживающие его, полностью растворялись где-то в сумраке наверху. Вдоль дальней стены шла длинная барная стойка, а вдоль остальных располагались в большом количестве аккуратные диванчики, перемежавшиеся с большими напольными вазами, полными разнообразных цветов. Многие из растений я помнила еще по оранжерее, и, казалось, этот сладковато-пряный аромат, затопивший все вокруг, принадлежал именно им. Местные посетители группками расположились на диванчиках, у стойки, и на бортиках большого круглого фонтана, что удивительно гармонично вписался в центре залы, тихо шелестя тонкими струями.
Нашего появления, казалось, никто не заметил. Гости общались, смеялись, танцевали, потягивали напитки из блинных бокалов и не обращали внимания на новоприбывших. Негромкая музыка, лившаяся неизвестно откуда, заполняла пространство, дополняя легкую атмосферу праздника.
Я изумленно улыбнулась.
— Кабак, говоришь?
— Вроде того, — улыбнулась в ответ Кириэн.
Мы подошли к бару и уселись на высокие табуреты. Парнишка за стойкой молча поставил перед нами два бокала, наполненных чем-то золотистым, и большую миску странных хлопьев. Я вопросительно глянула на Кири, и та одобрительно кивнула, мол, пробуй смело, не отравишься.
— Так что это за место? — Захрустела я чем-то сладким и весьма своеобразным, но приятным на вкус. Кири чуть пожала плечами, тоже протягивая руку к миске.
— Что-то вроде заведения для приятного времяпровождения, не для всех, разумеется. Здесь мы отдыхаем, общаемся, пьем… — Длинные пальцы подтолкнули прозрачный бокал поближе к моим. — Развлекаемся, в общем. Забываем… о насущных проблемах и заботах.
Ясно, меня привели отдыхать и развлекать. Почему бы и нет? Я ощутила в ладони хрупкое стекло бокала, и попробовала на вкус искрящуюся жидкость. Он показался смутно знакомым.
— Мятный персик??
Кири засмеялась.
— Не бойся, концентрация не такая большая, с ума не сойдешь.
— Только если ты меня поймаешь, когда я снова решу полетать с лестницы…, — пробурчала я, снова прикладываясь к бокалу. Что говорить, мятный персик в жидком виде оказался не хуже оригинала. — А тот, безвкусный был для чего?
Подруга стушевалась, закусив губу, и,
— Я хотела, чтобы ты потом забыла кое-что.
— Что? — Я наклонилась ближе, чтобы не упустить ни одного ее слова. — Потом забыла что?
— То, что я тебе сейчас скажу.
На моем лице отразилось недоумение вперемежку с любопытством. Но задавать новых вопросов я не спешила. Кири продолжила, понизив голос почти до шепота:
— Если ты будешь реагировать на мои слова адекватно, позже, когда эффект забвения пройдет, я их повторю.
Я затаила дыхание, не сводя с неё глаз. Она осторожно огляделась, и снова повернулась ко мне.
— Как тебе нравится мой брат, Тиа? Я говорю о Рео.
— Эмм… — Вот чего-чего, а подобного вопроса я не ожидала. Хотя, если подумать, что подруга решила поделиться чем-то важным, то стоило отнестись к ее вопросам со всей серьезностью. Я попыталась взять себя в руки.
— Нравится… — осторожно поделилась я, неловко опуская глаза, — он очень приятный чел… эрсиорх.
Кири нетерпеливо дернула головой.
— Ты бы вышла за него замуж?
— Что?? — получилось громче, чем я ожидала, и краем глаза я заметила, что несколько голов повернулись в нашу сторону. — Что? — Уже тише повторила я, как если бы подруга не расслышала в первый раз.
— Просто ответь на вопрос, — медленно, с нажимом произнесла девушка, не отрывая от меня серьезных глаз.
Я растерялась.
— Я знаю его от силы три дня. Как ты себе это представляешь? — Ты сама хотела бы выйти замуж за человека, которого знаешь три дня?
Кажется, она поняла. Ее темные глаза на секунду закрылись, она вздохнула, будто набираясь смелости, и снова посмотрела на меня.
— Мои братья планируют захват Тсарниан. Они уничтожат всех: правительство, карателей и тех, кто посмеет сопротивляться. Это вопрос времени. На данный момент они делают первые шаги и выжидают ответных действий со стороны твоего брата.
Я почувствовала, как холодеет в груди. Алекс? Ниль? Люди…Музыка куда-то исчезла, и вместо нее в ушах противно по-комариному зазвенело.
— Я против всего этого, — продолжала Кириэн, сильно сжав мои пальцы своей горячей рукой. — Если тебе интересно мое мнение, я считаю, их месть слегка запоздала. Люди, которые уничтожили родителей, и выгнали нас с родной земли, давно мертвы, а их потомки ни в чем не виноваты. Да и месть тут в общем-то не при чем. И все мы это прекрасно понимаем. Но братья считают иначе, поэтому я решила посвятить тебя в их планы. Предотвратить нападения ты не сможешь, но спасти множество жизней, при желании, тебе по силам.
— Что я могу сделать? — Мои руки дрожали, а голос звучал хрипло и незнакомо.
— Пей.
Губ снова коснулось прохладное стекло, и я залпом опрокинула в себя остатки золотистой жидкости.
— Реорхард уже давно следит за тобой, и хочет, чтобы ты принадлежала ему. Для этого он и устроил весь тот фарс с картиной-порталом, чтобы переместить тебя сюда.
Хорошо, что я успела проглотить содержимое бокала, иначе поперхнулась бы. А так только лишь икнула, и задержала дыхание, приложив руки к груди, чтобы больше не допустить оттуда никаких дурацких звуков.