Да прибудет тьма
Шрифт:
— Мы ходили с ним на остров Айона*. И Келду знал. Как они погибли? — глаза ярла потемнели.
— Как ты узнал, что они погибли? — парнишка насторожился.
— Ты без сопровождения. С тобой дух леса, готовый покинуть этот мир. Гуди не отправил бы сына одного без серьёзной причины.
— Сумрачные, — поник Матс, затеребил подол рубахи грязными пальцами. — Мы покинули дом. Направлялись под твою защиту. Отец говорил, что ярл Фолко держит слово. Я ему верил. А они и маму забрали.
— Уверен, Гуди сейчас в Вальхалле за одним столом с Одином. И Келда рядом с
Мальчик лишь ниже опустил голову. Ещё свежа была рана. Ещё обливалась слезами душа.
— Скажи мне Матс, сын Гуди, кого мне благодарить за подарок, что был найден утром у телеги? Он как раз сейчас зажаривается на костре, — ярл указал на середину поляны. — Сегодня животы моих воинов не будут пусты.
Мальчишка улыбнулся уголками губ. Не бросил их варг. Бродил где-то рядом. От мысли о звере улучшилось настроение. Вот теперь он точно был не один.
— Уверен, Йоран тебе всё рассказал. Зачем спрашиваешь? — спросил Матс.
— В слова его с трудом верится. Особенно зная, что он любит приложиться к пиву. Да и приукрашать он любит не меньше. Несмотря на свою суровость, в душе он — болтливый мальчишка. Про змею я решил сам проверить, — ярл взирал на ребенка, прищурив глаз.
— Убедился? — мальчик сложил руки на груди.
— Правду сказал Йоран. Вот только она не из этого мира, — сказал ярл и ушел, оставив Матса в недоумении.
Осмотревшись, мальчик забеспокоился. Бруни не было там, где он его оставил ночью. Украсть не могли, не принято так обращаться с гостями. Но последние два дня показали, что верить никому нельзя.
В лагере кипела жизнь. Несколько воинов толклись у костра, то и дело поглаживая в нетерпении бороды. Запах жареного мяса наполнял рот слюной, а живот урчанием. Найдя сумку с едой, Матс достал подсохший хлеб и кусочек сыра. В гостях без приглашения к столу не садились.
Прежде, чем позавтракать, Матс нашел бурдюк с водой и смочил тряпицу. Выжал на потрескавшиеся губы Веселины. Тонкая струйка потекла из уголка рта по шее, собралась в ямке под горлом. Из-под одеяла показалась чёрная голова. Змея скользнула к воде. Напившись, сползла в сено.
— Никакой тебе благодарности. Спасибо, Матс, что напоил. Спасибо, что не дал умереть от жажды, — бубнил под нос мальчишка, протирая аккуратно лицо Веселины. Альва не шевелилась.
Фолкор появился бесшумно. Ни одна ветка не хрустнула под его ногой, трава не шелестела. В руке его было плоское блюдо с кусками мяса, источавших одуряющий аромат, от которого в брюхе Матса завыли волки.
— Утоли свой голод, Матс, сын Гуди. И за коня не переживай. На водопой его увели, — ярл положил на тарелку кусок хлеба.
— Благодарю тебя, Фолкор Грозный за приют и за пищу! Пусть боги благоволят тебе!
Дождавшись когда ярл ушел, Матс смазал губы Веселины соком с мяса и только потом принялся за еду сам.
Солнце
Матс, сидя верхом на Бруни, сыто дремал. Мясо оленя оказалось невероятно вкусным. В дрёме проносились смутные образы, среди которых нет-нет, да и мелькал варг, и наводящий ужас человек со шрамом на лице. Не тот, который Громогласный, а незнакомый. Высокий, с белыми, точно у старца, но короткими, словно у трэлла* волосами. Только он не раб. И Матс в этом не сомневался.
Отряд шел неспешно. Когда солнце выплыло в зенит сделали привал на краю леса, чтобы кони набили брюхо зелёнкой*. Мужчины тягуче беседовали, развалившись под сенью деревьев. Огненный шар с неба ласкал загорелые обветренные лица. Те в ответ довольно щурились, наслаждаясь редким спокойствием.
Рыжий мальчишка блаженно лыбился. Остылые куски мяса с хлебом, съеденные на привале, теперь переваривались и грели живот, делая движения вялыми. Он лежал у телеги, которую закатили под раскидистые ветви дуба, закинув руку за голову, и пожевал набравшую сок травинку. На грани сна и бодрствования в голове все также вспыхивали видения, но уже не тревожные, а умиротворяющие.
Вот он бежит босой по лугу, а вокруг, словно щенок-переросток, скачет варг. Зверь подпрыгивает и падает в траву, сминая ее. Кувыркается. Большой язык лопатой свисает из слюнявой пасти. И столько в нем довольности, что Матс плюхается рядом, раскинув руки, как большая птица крылья. А сверху — глубокое-глубокое синее небо. И так хорошо, что аж страшно.
Матс даже глаза открыл. В траве стрекотали кузнечики. Где-то высоко в ветках дуба переливались птичьи трели, им вторили пичужки из леса. Дырявые облака набегали на солнце, лучи которого брызгали сквозь белесое сито.
— Ты как, малец? — тень закрыла Матсу слепящий свет.
Широко расставив ноги, перед ним стоял Йоран. От воина тянуло дымом и пивом. На серой, давно нестираной рубахе, темнели свежие жирные пятна. Мужчина был не так стар, как раньше показалось мальчику. Лет около тридцати, а может, даже меньше. Возраст прибавляли серебристые нити в волосах, блестевшие на солнце, да морщины, рожденные в жизненных превратностях.
— Слава богам, всё у меня хорошо, — мальчик смотрел сквозь ресницы.
— А как альва?
— Выглядит плохо. Но я не устаю благодарить Эйр* за помощь, умирать пока не собирается, — мальчик встал, стряхнул с одежды налипшие травинки.
— Я пришел с благодарностью за оленя. Все шлют свои слова за ваше здравие. В походе не было времени на охоту. Мясо разогнало кровь. Отогрело кишки. Передай это и варгу. Чтоб лапы его никогда не ведали усталости.
— При встрече, передам всё, что ты сказал, — пообещал мальчик, глянув на отдыхавших воинов.