Дарханы. Академия Четырех богов
Шрифт:
— Ну что, дети хаоса и юные души. Готовы к новым испытаниям? Впрочем, мне неважно, — усмехался наставник сентар де Торн. — Запомните, а лучше вбейте себе в головы, что всё начинается с основ. Ойгон — наш важнейший проводник связи с великим Духом. Именно он поддерживает гармонию между телесной и духовной сторонами существования… Ильхас, ещё слово — и отправишься со скалы головой вниз, — не меняя интонации, продолжал учитель. — Тела у нас одни, и надо ими дорожить, как бесценным даром — это я, старик, говорю, вспомните потом. И в этом Ойгон — лучший союзник. Так что не вздумайте его недооценивать, а то однажды
“Старик” на деле оказался сильнее всех нас: я иногда не верила своим глазам, что в таком возрасте можно двигаться так стремительно и резко — и так владеть своим телом.
Казалось, эта тяжелая изнурительная работа над собой нужна не столько для крепости тела и духа, сколько для того, чтобы у нас просто не оставалось сил думать о чем-либо кроме тренировок и учёбы. Я вспоминала, как после возвращения от дарханов Тавиан показался мне гораздо крупнее и сильнее — но списала это на то, что просто мы слишком долго не виделись. Однако теперь я начала понимать… Здесь невозможно было остаться прежним. И ты либо сломаешься, либо станешь крепче, как ствол молодого тростника — хлёсткий и гибкий.
У меня болели все мышцы, даже те, о которых я не знала. Первые дни меня преследовала навязчивая идея снова прийти к Бьёрну за помощью, пожаловаться на непроходящую боль, но, вспоминая его насмешки, я со вздохом отказывалась от этой идеи. Он никак не поможет мне. Он не владеет стихийной магией и не поможет в обучении. Он вообще… нужен был лишь для того, чтобы привезти меня к дарханам, это я навоображала себе более важную связь.
Правда тут же вспомнился его проникновенный голос и то, с какой нежностью он взял за руку с предложением обращаться за помощью. Он играет со мной? Насмехается и вновь становится ближе, демонстрирует заботу, а потом ставит на место, выстраивая между нами невидимую границу. Но это, может, и к лучшему. Мне хватило одного нарушения правил в отношениях с учителем.
Эти мысли и злость, вспыхивающая внутри, помогали в тренировках: я будто смогла научиться кидать всю силу этого огня в занятия, вкладывать в удары по набитой соломой манекенам на отработке ударов и мысленно поджигать врагов, что вздумают мне помешать. Даже тех врагов, что тренируются со мной рядом.
“Принцесса”, — мысленно шипела я шутливое прозвище Бьёрна, чувствуя, как холодный пот бежит по позвоночнику и зудит под одеждой, пока я повторяю за учителем новое еще более сложное упражнение с равновесием и удержанием силы.
Принцессы не должны учиться драться. Не должны бегать, словно лошади, наперегонки с ветром, не должны падать, получать синяки и до потери пульса выдерживать изматывающие позы с балансом.
Если первую неделю я засыпала едва ли не в слезах от жалости к себе, то сейчас просто падала от усталости и не помнила саму себя. Испытания силы и стойкости перемешивались с столь же изматывающими занятиями на даори, с учением наизучить священных книг Четырёх богов и сказаний о всех святых, кто первыми испытал их “милость”. Иногда я забывала, как говорить на привычном энарийском, начав уже и думать на ивварском, а иногда все языки смешивались в моей голове в одну кашу.
“А когда мы будем обращаться к стихиям?” — периодически хотела спросить я, но встречая
— Новенькая, как с границами? — только и спрашивал он, проходя небрежно мимо, когда я снова не смогла сохранить над собой контроль и приходила в себя, еле дыша. Хотелось зарычать от унижения и бессилия, но не перед всей же группой.
Но всё же я чувствовала, как контроль над собой удается мне всё лучше и лучше — уже давно не вспыхивало внутри опасное пламя, да и каждый урок закалял так, что я чувствовала растущую внутри силу.
И я не видела Бьёрна уже дней десять. Или пятнадцать? Потеряв счёт времени, я только изредка отмечала, что луна, висящая угрожающим оком над пустынным монастырем, стала больше или меньше. Даже с Мэй наши короткие разговоры свелись до пары фраз в день. У меня не было ни сил, ни времени на то, чтобы подпустить кого-то ближе.
Одной ночью мне не спалось, и я встала рано, еще до рассвета, и вышла на улицу. Удара в гонг ещё не было, но на душе бродила тревога. С одной стороны здесь, на Итене, мы вдалеке от основных горячих точек, в которых Сиркх ведет свое противостояние с северными соседями. Я уже слышала про восстания в Энарии возле столицы и про то, как периодически вспыхивают недовольства на севере Итена.
Мы же застряли в неком промежуточном положении на архипелаге между двух этих стран — и вроде как до нас военные действия дойдут в последний момент. Если император, конечно, не призовет нас на войну прямо сейчас. Однако даже на архипелаге, на этом северном Итенском острове, случались стычки с теми, кто пытается противостоять императору. В одной из таких и пострадал мой брат, если я верно разобралась в том, что случилось год назад.
Нехорошее предчувствие скручивалось в животе, и я даже подумала, что готова подняться к храму и обратиться к Четырем богам — раз других богов поблизости нет, как наткнулась на людей в этой предутренней тишине.
На широкой каменистой дороге, ведущей к храму, внезапно показались люди. На телеге, запряженной лошадью, лежал человек, прикрытый пледом. Неужто мертвец? Я только пару раз была на похоронах, и до сих пор мертвые люди меня пугали. Рядом с телегой быстро шли двое дарханов, а за ними спешила хранительница библиотеки, сбежавшая к улице по склону: как всегда, с аккуратно собранными в закрученными на затылке седыми косицами, но на сей раз встревоженная.
— Постойте! Что с ним? — подошла она на удивление резво к телеге, но её тут же отпихнули прочь. — Это мой племянник! Мне сказали, что…
— Отойдите, сента, — обратился притворно-вежливо на ивварском один.
Женщину оттолкнули довольно грубо, и я уже хотела вмешаться, чтобы заступиться за неё, но седоволосая сента действовала решительно.
— Он же истекает кровью!
— Конечно. На войне люди получают раны, — охладил её пыл тот дархан, что шел справа от телеги, а потом бросил и на меня резкий взгляд, как удар хлыста, будто и меня хотел оттолкнуть. — Удивительно, правда? Ступайте прочь.
Казалось, она готова броситься к раненому и лично вытащить его с того света. Он явно был ей дорог! Но как будто дарханы не желали не только помощи, но чтобы и де Инес, и я убрались с их дороги и не трезвонили всем о том, что случилось.