Дарханы. Академия Четырех богов
Шрифт:
— В каком плане?
— Ну, на неё приходит и настоятель, и кто-то из генералов ивварской армии, приближенный к императору. На один из финальных этапов и он сам приезжал. Говорят, они отбирают лучших из лучших.
Неожиданно для Мэй и, пожалуй, для себя, я рассмеялась. Ну да, лучшие из лучших — это точно не про меня. Что ж, значит, мне надо сделать всё, чтобы они убедились — я не годна для службы в армии и не стоит рассматривать мой стихийный дар как преимущество, ведь всё равно никто за всё это время даже не попробовал меня ему учить.
— Ну, значит, я могу не волноваться.
Мэй уставилась на меня с серьёзным видом.
— Ты зря так. Если ты покажешь себя хорошо, это может изменить твою судьбу.
— Или сломать, — пробормотала я, глядя в сторону.
— Ты слишком это… как его? Драматизируешь, — усмехнулась она. — Ойренахта — это шанс. Если ты станешь в команду лучших, тебя заметят и могут возвысить.
— Звучит неприятно — в стенах этого монастыря, — проворчала я себе под нос, срывая травинку, щекотавшую лодыжку, и отбрасывая её прочь. — Если это “возвышение” означает приближение службы и другие неприятные последствия.
— Ты ничего не понимаешь, — улыбнулась Мэй, принимая мои слова за шутку, — но ничего, потом понятнее станет. Просто продолжай тренироваться. Кстати, приходи на нашу встречу сегодня?
— Какую? — в очередной раз неловко переспросила я, то ли настолько очарованная садом, что потеряла стройность рассудка, то ли уставшая донельзя.
— Я тебя приглашаю, — доверительно склонилась подруга ко мне.
— Спасибо, — пробормотала я, — ещё бы понять, куда.
— Придёшь — узнаешь, — многозначительно улыбнулась Мэй, глядя мне в глаза. — Кстати, Ильхас с тебя глаз не сводит. Не так, как Бьёрн, но… Ты знаешь, что ты ему нравишься?
— Мне кажется, ему понравится любая, которая посмеет сказать: “Нет”.
— Мы все знаем о его похождениях, но ты права, — хохотнула Мэй, — он давно так не зацеплялся за кого-то. Ты не замечаешь? Напрашивается с тобой в пару, даже перешёл на те же занятия, которые назначили тебе: работу с голосом и практику контроля, а он в этом и без того лучший. Уже его же осмеивают, что подался в группу к новичкам ради одной черноглазой.
Я перевела взгляд на Мэй, пытаясь понять, понимает ли она, что рассказывая мне эти сплетни, она вовсе не делает комплимент, особенно, называя меня “черноглазой”, пусть и с чужих слов.
— Он не в моем вкусе.
— Разве? — удивилась Мэй. — А Бьёрн ведь тебе нравится, такой же светловолосый и высокий, как Ильхас.
— Прости. — Я покачала головой. — У меня сейчас нет времени и сил, чтобы думать о любовных похождениях. Слишком много учёбы. Мне нужно выучить две молитвы, и я, похоже, буду готовиться к ним всю ночь… потому что в моей голове слова на даори не задерживаются вовсе. И кто только придумал учить молитвы на языке, на котором мы не говорим?!
На мое возмущение Мэй только как-то совершенно по-взрослому усмехнулась:
— Зато на нём говорят Четверо. У тебя всё получится, я уверена. Тебе нужно только немного расслабиться и отдохнуть. На тебе, вон, уже лица даже нет.
— А что есть?
— Ты смешная. Тебе надо отдохнуть. Я приду за тобой — ты увидишь, всё не так страшно, как тебе казалось.
Её лёгкость
Я не стала спорить с Мэй вслух: просто мысленно пожелала ей удачи и поняла, что никакая сила не вытащит меня из моей крохотной комнаты после того, как прозвучит, расплескиваясь по всему монастырю, оглушительный звук гонга, призывающий к отдыху.
В голове весь вечер, в который я безуспешно пыталась выучить ускользающие слова на даори, звучал строгий голос худого учителя Сильвена де Хаймариса, который преподавал нам историю ордена дарханов.
Сентар де Хаймарис не был строгим и жёстким, как старик Ксьестен, в первое время я даже думала, что смогу найти к нему подход — но похоже, мои умения очаровывать мужчин перестали срабатывать: привлекая ко мне тех, кто мне не нужен, и не находя путь к сердцу тех, чьё расположение я бы впрямь желала заполучить.
Когда за крохотным окном окончательно стемнело, я сдалась и зажгла огонек свечи, снова сидя в одиночестве в своей келье.
Одиночество, казалось, наполняет меня злой силой.
Да, я говорила, что мне никто не нужен, и, похоже, готова была с этим смириться. Границы моего тела и духа становились прочнее с каждым новым ожесточенным занятием, и я уже сама не хотела подпускать себе ближе никого: так проще.
Быть может, и с моим стихийным даром мне предстоит справиться самой — безо всяких учителей, “мудрых” наставников и дарханов, считающих себя ближе к богам.
Обычно я старалась не прикасаться к огню лишний раз — благо, в академии и не требовалось: светильники на улицах и внутри больших залов светились тонкой, будто накопленной магией, к приготовлению еды, слава богам, нас не подпускали, а сама для себя… я правда старалась последние дни не торопить события и дать себе шанс.
Но сегодня я снова зажгла яркий огонёк свечи, села с ногами на постели, подобрав их под себя, и, сосредоточившись, поднесла к нему руки. Огонь согревал — ночи стали куда холоднее, в комнату часто пробирался незнакомый мне прежде холод, который учителя твердили, мы должны контролировать сами: не позволяя своему телу мерзнуть, управлять живой энергией внутри, управлять дыханием, управлять биением сердца.
Но я маг иной силы, я принадлежу огню! И управление холодом было ещё одной проблемой, которая мне не давалась — я мерзла каждую ночь, дрожа крупной дрожью и укрываясь с головой тонким шерстяным одеялом. И подолгу не могла заснуть, пытаясь согреть замерзающие ноги и слыша смех в соседних комнатах, которые часто делили двое или трое учеников.
Я по-прежнему оставалась одна, вторая койка пустовала, будто нарочно. Будто я прокаженная, с которой не хотят никого селить. И если раньше, после первой встречи с Тьярой, я этому радовалась и предвкушала свободу, то последние дни нет-нет да кололо чувство обиды и… зависти? Да, я чужая южанка, говорю с акцентом, одна из немногих, да, мой дар плохо мне понятен, но я не пришелец из другого мира!