Дарханы. Академия Четырех богов
Шрифт:
Ей не было так страшно и больно прежде: ни на испытаниях отбора, ни в сложных делах государства, ни перед лицом самого Сиркха — а вот сейчас, понимая, что ей всё равно предстоит сделать страшный выбор, она не могла унять нервную дрожь.
— Я… знаю что с тобой, милая, — он осторожно огладил её по спине.
— Сразу понял?
— Не сразу, вот только что.
— Значит, и он поймет. Я больше не смогу это скрывать.
— И что тогда? — Эльханан прищурился, его взгляд стал острее, чем обычно.
— Я не знаю. —
Она замолчала, не смея произнести вслух свои самые тёмные мысли.
Эльханан тяжело вздохнул и отстранился.
— Самуэль возвращается сегодня вечером?
— Да. Эльханан… — Арнеина взглянула ему в глаза. — Я встретила одного странного человека, он едва не погиб под копытами моей лошади… Это посланник Покровителя, о котором сейчас многие говорят. Он показал мне символ, который скроет мысли и даст мне время, чтобы сделать выбор.
— Что это за человек?
— С короткой черной бородой, темно-синие глаза, лет тридцати, быть может. Я не знаю, кто он, так и не назвал имени. И исчез так таинственно, что не видел никто из стражи.
— Покажи мне этот символ, — предложил Эльханан и повёл её к столику для записи молитв. — Ты его помнишь?
Арнеина обмакнула перо в чернила и вывела на куске пергамента сложный орнамент, который вился по кругу и замыкал сам себя. Хитрое плетение врезалось в память так, словно она собственноручно чертила каждую линию кровью — а она лишь однажды провела по вырезанному в дереве узору пальцем.
— Такой… необычный кагард, — пробормотал Эльханан, изучая её рисунок. — Таких прежде не видел. Он замкнут, но не постоянен. Как будто движется, даже на пергаменте.
Арнеина молчала, глядя на символ. Её пальцы невольно замерли над чернилами, будто боялись коснуться магического плетения снова.
— Думаешь, я ошиблась, что согласилась его коснуться?
— Я не могу сказать, — он покачал головой. — Думаю, это был твой выбор и твоя просьба к Четырём богам. Но как всё обернётся — решать только тебе.
Эльханан аккуратно свернул пергамент, поднёс к пламени свечи, чтобы сжечь, но его взгляд задержался на Арнеине.
— Если ты решишь оставить его в своей жизни, он должен быть с тобой как напоминание о твоей силе, а не как страх перед неизвестным.
— Что ты предлагаешь?
— Оставь знак при себе, — ответил он. — Но не на бумаге. Ты узнаешь, когда он тебе понадобится.
Вечером, когда Арнеина сидела у окна в своих покоях, стража принесла небольшую шкатулку. Она была из чёрного дерева, украшена простым серебряным узором.
Открыв её, Арнеина застыла. Внутри лежало массивное золотое кольцо — с тонкой вязью на даори. На внутренней стороне кольца был выгравирован тот самый символ, замкнутый круг узоров, но теперь в центре тонкой вязью были вырезаны её инициалы.
Рядом лежала записка от Эльханана, которую она сожгла сразу после прочтения:
«Скажи,
Кольцо блеснуло в свете лампы, и Арнеина впервые за долгие дни почувствовала лёгкость — зыбкое, но обещание, что дарит надежду.
Остаток дня прошел в смутном забытье, пока она сидела в молчаливой практике тишины. Сиркх пришёл ровно в тот момент, когда она открыла глаза. Привычное счастье затопило душу. Хотелось смотреть на него и снова различать все малейшие черты: от чуть сощуренных ярких глаз до едва различимого шрама на щеке.
Самуэля не раз пробовали убить те, кому были не по нраву его правила. Но он предупреждал её ещё много лет назад, что так случится.
Такова судьба правителя. Тобой всегда будут недовольны и многие всегда будут ненавидеть. Я не могу ничего сделать с чувствами других людей. Я знаю, в чём мой долг. Дать свободу тем, кого много веков держали в кандалах. Я знаю, что мы можем многое миру — и мы можем использовать это во благо.
— Муж мой, — поднялась она к нему.
Сиркх подошёл и легко подхватил под поясницу, снова даря то ощущение нежности и хрупкости, которое она испытывала в его руках. Так недолговечна жизнь, способная оборваться от любой мелочи. Так мимолетно пребывание их духа в материальном воплощении на этой земле.
Быстрый, наполненный событиями сон, который переживает дух в своем бесконечном странствии по мирам и воплощениям, пока не пройдет всю череду опытов, падений и взлетов — и не познает все грани бытия. Самуэль прошёл их множество. Наверное, не меньше, чем мудрый Эльханан.
— Я скучал, — прошептал император, проводя ладонью по пояснице и выше по спине; тёплое дыхание овеяло шею, и мурашки покрыли верхнюю часть плеч, и даже волоски на коже приподнялись от волнения.
Двадцать лет. Двадцать долгих лет она с ним — и каждый день как вновь…
Только теперь холод кольца стягивал указательный палец на левой руке и будто устанавливал собственные новые границы… на которые она всё же решилась.
— Я тоже. Безумно, — губы совершали движения, с них срывался порывистый шёпот, но говорили за неё снова лишь глупые чувства.
Прошибла мысль что кольцо, что символ были ошибкой.
Была ли она мудрой и взрослой женщиной, когда позволила бродяге сохранить жизнь? Она должна была пресечь разговор сразу, приказать бросить в темницу, отдать де Нару для допросов — и не разрывать сейчас свою душу на тысячи разных осколков, что острыми краями крошат сердце.
Почему она позволила себе слабость? Почему ей не хватило стойкости, чтобы сохранить свои границы, чтобы сразу очертить их ясно и жёстко, не позволяя чужаку вторгаться в свой покой и в свой разум?! Но теперь было поздно.