Дарханы. Академия Четырех богов
Шрифт:
Страсть зарождалась медленно, и Арнеина позволила императору завладеть своими губами, разжечь внутри огонь. Его дыхание опаляло, страх мешался в крови с возбуждением, но он ни слова не сказал про то, что чувствует что-то особенное. И она поддалась ему снова, уступая шаг за шагом, пока не оказалась в мягких объятиях пуховой перины на постели, пока твёрдое, как и двадцать лет назад, тело Сиркха не накрыло её сверху.
Но эта тяжесть была желанной и хотелось ещё большего… Даже если он всё узнает. Значит, так распорядились боги… Арнеина ощутила, как её спина касается мягкой ткани покрывала, а его тело накрыло её.
Что,
Её руки скользнули к его волосам, пальцы зарылись в густую тёмную шевелюру, а его руки удерживали её талию, притягивая ближе.
Арнеина позволяла его губам целовать скулы, шею, сама искала их и находила: такие желанные, большие губы, жесткие и непреклонные с другими, умеющие убивать своим словом и властностью — в которой не было жестокосердия, лишь воля богов и высшая, одна ему ведомая справедливость… но такие нежные и податливые с ней, такие человеческие, с которых срывались порывистые выдохи.
И снова она была такой хрупкой в его руках, такой гибкой, словно воды горячих источников, стекающих по скалам, обнимающих их всей своей нежностью, напитывающих суровую землю жизнью.
Мгновения их близости стирали грани между живым и мёртвым, между временем, которое переставало существовать, будто так было всегда — и всегда будет.
И в момент наивысшего блаженства Арнеина, утопая в пуховой перине, металась лихорадочно от бьющего по нервам безумия, от той сладости и силе любви, которая захлёстывала её с головой, топила в своём неистовстве, повторяла беззвучно его имя и видела его глаза — полуприкрытые, ясные, что ловили её эмоции и страсть и сами тлели опасными угольками, точно далекими звёздами, в темноте зрачков.
— Иди ко мне, — прошептал Сиркх после шумного судооржного вздоха и уложил на себя сверху с нежностью.
Широкие ладони гладили её спину, губы нежно прикусывали шею, мочку уха, а Арнеина впивалась пальцами в его мощную, непробиваемую грудь с каменными мускулами так, будто хотелось сделать больно — от невысказанных слов, от бури в сердце, от того, как много в ней любви! Так много, что это становится невыносимым. Нельзя молчать, нельзя скрыть это, нельзя не закричать от избытка чувств…
Она едва не до крови прикусила губу.
— Я люблю тебя, — прошептал он, — спасибо, что снова делаешь меня живым.
Ты не знаешь. Но ты должен знать.
Арнеина улеглась сбоку и Сиркх повернулся к ней лицом, вынуждая встретить его взгляд. Его глаза, такие яркие и голубые, казались живыми огнями, от которых некуда было спрятаться.
Её мощная, непробиваемая, полная божественной силы скала. Человек, вокруг которого она, точно верный спутник, проводит свою жизнь. Мужчина, с которым она эту жизнь разделила — добровольно и по воле богов. Тот, к кому так стремиться её сердце, будто хочет соединиться в едином ритме.
И он — император огромной Империи, удерживающий её одной своей волей и мощью, объединив народы и верования, всеми силами ведущий людей за собой — к тому процветанию, о котором говорил ещё в начале пути. Ведущий человечество
Арнеина смотрела в его светлые небесные глаза, такие живые и искрящиеся, что нельзя было представить, что он теряет связь с миром и что он… теряет разум. Злые языки ещё с момента его восшествия на трон ворчали о том, что он сошёл с ума, что то, что он делает — немыслимо, противозаконно и невозможно, но Самуэль продолжал идти своей дорогой и делился всем, что у него есть, даруя свое покровительство от самого Скадо до каждого одаренного человека.
Забывал ли он о существовании тех, у кого дара богов не было от рождения? Едва ли. Но и не презирал — никогда. Просто утверждал тот факт, что эти души на земле впервые, поэтому им просто нужно набраться опыта и воплощений, и что именно одаренные — прожившие не одну жизнь — способны протягивать руку помощи и править мудро и справедливо.
К несчастью, Арнеина убедилась, что ни дар богов, ни наставления служителей их веры, ни строгие заповеди, которые нельзя нарушать, не потеряв благословение одного из Четырёх богов, не приводили к послушанию и благочестию. И среди магов встречались предатели, обманщики и убийцы — какими бы словами не убеждали довериться свету Великого Духа и следовать за ним путем безусловной любви ко всему созданному им миру.
Знал ли это Самуэль? Безусловно. Но продолжал верить, что отступники, если не довели себя до смертельной казни, получали справедливое наказание и проводили остаток дней в обращении к Четырём, чтобы вернуться на ступени божественной лестницы, ведущей от Ойгона до Скадо к подлинному величию своей души.
Злые языки твердили, что от величия император потерял связь с действительным миром: будто он настолько посвятил свое служение богам, что перестал слышать живых людей; что он убивал невинных и едва ли не пил кровь их детей, забирая у неодаренных всё, что у них было.
Арнеина часто спорила с этим, зная, сколько дней император проводит без сна, выслушивая просьбы, обращенные к нему. Отвергая или принимая новые законы, закрепляющие в основе своей любовь к ближнему и стремление к Великому Духу — и осуждая, сурово, порой смертельно осуждая каждое преступление против божественного света.
Но в чём Арнеина убедилась за тридцать восемь лет своей жизни, так это в том, что невозможно заставить другого человека верить в божественный свет, если он того не желает. Вера — это выбор. Каждый должен пройти своё испытание.
И только Самуэль прошёл их бесчисленное множество. Его молчаливое отшельничество было вплетено в ткань легенд. Недели без еды и воды, месяцы в одиночестве. Он выжил там, где никто не смог бы. И он знал, о чём говорил.
— Как прошла поездка на север? — проговорила она тихо, страшась и ожидая, что он почувствует внутри неё биение сердца их ребёнка.
— Отправили туда часть армии, восточный фронт. Набеги геттов и их объединение с Северной коалицией могут перерасти из неприятности в беду, если вовремя не принять меры. На границах Империи уже видны их армии. — Самуэль чуть нахмурился, его брови сошлись и выдали напряжение, но вскоре улыбнулся, следя за её лицом — и провёл осторожно пальцами по её подбородку, едва заметно касаясь края нижней губы. — Не стоит волноваться, душа моя. Военная мощь Ивварской империи сильна как никогда.