Дайте собакам мяса
Шрифт:
Я подтянул к себе телефон, сделал два звонка, а потом вызвал дежурную машину и попросил отвезти меня в Перово.
* * *
В квартире Марка Морозова всё было по-прежнему. Всё та же бедность, прикрытая чистотой, запахи больничной палаты из комнаты и какой-то еды с кухни. Правда, место древнего холодильника «ЗиЛ» заняла вполне модерновая «Свияга», да колченогий столик пропал, его поменяли на новый, и он даже не шатался. Всё остальное было в наличии — даже трогательная композиция с искусственными цветами. Ну и тяжелые табуретки, на которые
Мой взгляд на новый холодильник он заметил.
— На работе профсоюз разыгрывал зимой открытки, мне повезло, — сказал он. — За неё предлагали пятьдесят рублей… но я подумал, что это знак. Целую зарплату отдал, но Вика довольна. Мы потом и стол поменяли, старый совсем… но вам это, наверное, не интересно?
Я чуть улыбнулся.
— Я могу только порадоваться за вас, Марк Аронович, — честно сказал я. — Это ваша жизнь, вам её жить, вам, вашей жене и вашей дочери. Как здоровье тещи?
— Плохо… — он чуть потупился. — Постоянно приходится «скорую» вызывать. Я даже боюсь…
Последнюю фразу он сказал совсем тихо.
— Все мы под Богом ходим, — так же тихо произнес я.
— Вы ко мне по делу или так, посмотреть, прислушался ли я к вашим… советам? — осторожно спросил Морозов.
— Сложно сказать, — я чуть пожал плечами. — Вы, наверное, знаете, что недавно был арестован Петр Ионович Якир. Мера по большей части вынужденная и, на мой взгляд, запоздалая…
— Запоздалая? — вскинулся он.
— Да, именно так, — подтвердил я. — Петр Ионович слишком заигрался в антисоветизм, и то, что на него не обращали внимания… это такой сленг, означающий серьезную разработку… его, пожалуй, подстегивало и дальше идти по неправильному пути. Возможно, если бы этот арест состоялся бы в 1968 году, многое пошло бы иначе.
— И почему же?..
— Можете верить, можете не верить — не хотели портить ему жизнь, — безразлично ответил я. — И многим другим тоже — не хотели. Несмотря на некоторые заблуждения, у той организации, в которой я работаю, нет цели посадить как можно больше советских граждан за решетку. Но при одном условии — они не должны преступать закон. Петру Ионовичу говорили об этом прямо. Я сам говорил… я был у него, как тогда у вас, пытался показать, что он идет в неправильном направлении. Но мои слова пропали втуне.
На самом деле я, разумеется, не знал, из каких соображений Якир-младший оставался на свободе после всех своих выходок. Возможно, где-то в верхах — как бы не на уровне Политбюро — действительно не хотели портить ему жизнь, считали, что и так у него в долгу. Был и другой вариант — ещё в будущем я где-то читал, что этот Якир был агентом КГБ и на него, как на живца, ловили советских диссидентов. Правда, я не слышал ничего о том, что кого-то таким образом поймали, но в целом визит какого-нибудь провинциального антисоветчика в московскую квартиру на «Автозаводской» мог привлечь к этому неосторожному человеку определенное внимание — как случилось с сумским недодиссидентом Солдатенко. Но версия про агента была слишком горячей для неокрепшего мозга Морозова, поэтому я выдал ту, что была и мне по
— Петр Ионович очень хороший человек, — Морозов чуть насупился. — Интересный, начитанный, добрый, щедрый, с ним легко находить общий язык…
— Разве с этим кто-то спорит? — удивился я. — Я ним беседовал пару раз и впечатления у меня те же самые. Разве что щедрости я от него не увидел, но это, наверное, связано с моей работой, так что я не в претензии. Так вот… возвращаясь к нашим баранам. Сразу скажу — у меня нет в планах как-то привлекать вас к нашему следствию. Но кое-что я должен знать. Петр Ионович предлагал вам подписать какие-то заявления, открытые письма или воззвания?
Морозов ненадолго задумался.
— Н-нет, — чуть сбился он. — Мы с ним редко говорили об этих делах… я у него и был-то надолго несколько раз всего. Чаще на бегу виделись — зашел, поздоровался, взял материалы и ушел. Об этом, как вы понимаете, другие договаривались, не я.
— Да, понимаю… Что ж… тогда всё упрощается. Только один вопрос напоследок.
— Да? — он вскинул голову.
— А кто вам предлагал что-нибудь подписать из вышеперечисленного? Анатолий Якобсон?
Глаза Морозова чуть расширились.
— Отку… я не хочу называть имен!
— Вы и не назвали, Марк Аронович, — я улыбнулся. — Это я назвал это имя. И поверьте, у меня были для этого веские основания.
От Морозова я ушел с некоторым облегчением. Наверное, его стоило допросить по всей форме, вынудить рассказать всё, что ему известно — это придаст делу Якира, которое постепенно трансформировалось в дело Якира-Красина-Якобсона, ещё капельку объема. Но я боялся, что визит в нашу Контору может привести к совершенно ненужным последствиям — Морозов сорвется, напишет какой-нибудь глупый плакат, выйдет на Пушкинскую площадь с требованием выпустить невинно посаженных в Лефортово узников совести, и полугодовое воздержание пойдет не впрок. Уж слишком у него была неустойчивая психика.
Я мысленно записал себе, что нужно позвонить к нему на работу и побеседовать с тезкой Чапаева о том, как этот ценный кадр ведет себя с коллегами. Хотя участие в розыгрыше холодильника говорило само за себя.
Я докурил сигарету, сел в служебную «Волгу» и попросил отвезти меня на Новоалексеевскую, где сейчас обитала Ирина Гривнина с мужем и трехмесячной дочкой.
* * *
«Хорошо быть королем», — думал я, вылезая у своего дома на Фестивальной из всё той же «Волги».
В бытность старлеем мне такая роскошь, как служебный автомобиль до дома, полагалась только по очень большим праздникам, да и то — если я вдруг попаду в настроение полковника Денисова, что было почти невозможно. Но сейчас я имел право на небольшие излишества — и как майор, и как руководитель следственной группы, созданной по приказу самого Андропова. Правда, злоупотреблять этими привилегиями не рекомендовалось, но даже мой непосредственный начальник должен был понять, что кататься по служебным делам в тьмутаркань, куда ещё даже метро не дотянули, лучше всего на машине.