Делай, что должно
Шрифт:
— Зоя?
— Она самая. Жива, товарищ сержант, вот и добре. А наша задача теперь — пополнение молодое хоть как-то поднатаскать. Ведь наступление не за горами. И тогда нам всем жарко будет. Говоришь, решили попробовать стабилизировать на ПМП… Задача. Теоретически, если раненые легче перенесут дорогу, может получиться. Но понимаем ли мы как вообще поступать с шоком? Помнишь, как Эпштейн в феврале носился с этой пункцией по Штерн? Даже он сейчас сомневается. Или работает слабо и там, где хватило бы и переливания крови, или не работает вообще. Шок-4 по-прежнему необорим, что по Штерн, что по Сельцовскому.
— Мне случаи вывода из четвертой степени только в статистике попадались. И от себя так скажу, как мы ни бьемся, все равно шок-4 дает 95 % смертности. И эти несчастные 5 % я не отношу ни к стараниям врача, ни к вмешательству господа бога. А только к ошибочной диагностике. Вытянули — стало быть шок-3.
— Вот и я про то же. Чем тяжелее шок, тем меньше у нас с тобой широты маневра. Не оперировать — умрет от раны, оперировать — умрет от операции. А при шоке-4 все это сужается даже не до игольного ушка, до нуля. Так что, прав ты — выздоровление при шоке-4 — скорее ошибка диагностики.
Пятьдесят первая армия, да, похоже, и весь фронт обстоятельно готовились рвать долговременную немецкую оборону. Личный состав по два человека ездил в АПАЛ, войска пополнялись. Вот только среднего медицинского персонала медсанбату так и не дали, вы по укомплектованности еще из лучших, сначала более истощенных нужно подкрепить.
Федюхин безвылазно работал в АПАЛ и периодически слал оттуда рапорты, как он их сам называл, написанные убористым, острым почерком. В них он оставался по-тыловому подробен, пожалуй, так же он сочинял бы доклады на имя главврача больницы в мирное время. Сначала — полстраницы о практике и подготовке хирургов, потом свои соображения о новом методе. Со статистикой и клиническими примерами. За примерами этими Федюхин просто гонялся, подбирая все какие возможно случаи, на которые можно опереться. Он буквально заболел своей новой методикой, которая шаг за шагом приобретала все более ясные очертания. Сколько человек должно быть дополнительно на полковом медпункте, чем их снабдить, сколько потребуется доз крови для переливания.
“Упорства ему не занимать, — думал Огнев, перечитывая очередной рапорт, — И опыт тоже имеет. Пока я сам ошибок в его плане не вижу. А еще он очень верит в свою идею. Это правильно, без веры в успех нечего и браться. Но покажет все только практика. А практика — это живые люди.”
Практики было пока по фронтовым меркам очень умеренно. В основном после артобстрелов, которые враг вел без напора, но постоянно, не давая забыть о себе. За месяц медсанбат так никуда и не передвинули, расположение начало напоминать небольшой хуторок с палатками вместо хат.
Снабжение более-менее наладилось. Ловкий, с плутоватыми глазами интендант все-таки оказался ощутимо полезной фигурой. Хотя мяса, как ворчал повар, могло быть и побольше. Зубков продолжал изобретать новые, совершенно законные способы немного разнообразить меню. Добыл где-то в деревне старый, весь рассыпавшийся бредень и упрямо, день за днем латал в нем дыры. Говорил, что присмотрел два небольших озерца, которые стоит разведать получше. Иногда к нему подсаживалась Баба Настя, симпатизировавшая находчивому повару, и помогала, попутно показывая, как вяжут узлы хирурги.
Но пока дополнением к пайку оставались в основном щавель да крапива.
Поиск фуража едва не привел к новому ЧП. Когда в рощице начала поспевать земляника, девчата-сестры в первый свободный вечер отправились туда с котелками. Возвратились чуть не бегом. Впереди всех — Баба Настя, бледная, с круглыми от страха глазами. “Она там! Под кустом, за травой не видно!” — выговорила она, едва переводя дыхание.
— Кто? Ты змею что ли увидела? — расспрашивала ее аптекарша.
— Если бы змею! Мину! Я ее едва рукой не схватила, — Баба Настя судорожно вдохнула и разревелась в голос. Она слишком хорошо представляла себе, что было бы, потянись она за ягодами чуть-чуть дальше.
Приехали саперы из той же части, что проверяла расположение в прошлый раз.
— И как вы их находите только? — ворчал командир отделения, — Все ведь тогда прочесали. Ну, где там ваша мина, показывайте.
Желающих соваться к берегу реки, где встретилась смертельная находка, особенно не было. Но Баба Настя утерла слезы и решительно шагнула вперед:
— Я ее увидела, пойдемте, покажу. Только подождите, я сейчас.
И через минуту прибежала с санитарной сумкой. Саперы посмеивались, небось, не подорвемся, курносая, мы ученые.
Возвратилась вся группа через каких-то четверть часа. Саперы хохотали от души, а у Бабы Насти пылали щеки. “Миной” оказалась старая, проржавевшая консервная банка, бог весть сколько пролежавшая под кустом, может даже с довоенного времени.
— В твою “мину”, курносая, поди червей кто-нибудь копал. В речке-то у вас гуляют красноперочки. Как бы не война, тут на зорьке с удочкой посидеть милое дело, — утешал ее командир саперов, — Да будет тебе, главное, что не мина. Если вдруг что — зови, мы мигом! И увидев подошедшего Огнева вытянулся и откозырял, — Проверено, товарищ майор медслужбы — мин нет. Земляника есть.
За три недели, ушедшие на окончательную доработку нового метода, Федюхин даже слегка осунулся. Еще немного, пришлось бы новую дырку в ремне вертеть. Наконец пакет с планом работы на полковом медпункте, выверенный и подписанный, был передан в санслужбу дивизии.
Начсандив завизировал его сразу, сказав: "Вам, товарищи, верю". В санитарной службе армии попробовали сначала уменьшить потребный груз. Но получив выкладки, что брать меньше — это не работать, а даром инструменты возить, начсанарм вздохнул для порядка и подписал, дополнив резолюцией: “Дополнительного личного состава не дам. Обходитесь своими силами”.
Получилось выбить даже телефонную связь медпункта с медсанбатом. Начальник связи дивизии выделил два телефона и двух телефонистов, на полковой и дивизионный медпункты. Даже комдив улучил несколько минут — пожелать удачи.
С начала июля зарядили дожди. Старые палатки начали давать течь в самых неожиданных местах. Петрушин, свято следуя принципу — хочешь сделать хорошо, сделай сам, вооружился цыганской иглой и каждый день старательно их чинил.
В воздухе меж тем ощутимо тянуло другой грозой — вражеская артиллерия стала огрызаться все чаще, с рассветом небо наполнялось привычным гулом самолетов, и чужих, и своих.