Дело об «Иррегулярных силах с Бейкер-стрит»

Бучер Энтони

Финч медленно побагровел.

— Слушайте, — с трудом выговорил он. — Вы снимаете фильм об убийстве. У вас так много подозреваемых — один, два, три, четыре, пять, — загибал он пальцы. — Затем вы всех их собираете в одном месте под охраной полиции, хорошей, крепкой кучкой, — и, демонстрируя это, он сжал пальцы в кулак. — Отлично. Тогда каждый сможет за ними присматривать — и камера тоже.

— Всего один дубль, — добавила Морин, — чтобы сберечь бюджет.

— Конечно. Это красиво. Но по какому праву вы это делаете? Мы всего лишь полисмены — не ЧК, не ОГПУ, не гестапо. Единственный для нас способ удерживать человека на одном месте — арестовать его. Но у нас нет улик, чтобы кого-нибудь арестовать за это убийство.

Конечно, мы могли бы задержать кого-нибудь них как важного свидетеля; но что произойдёт? Придёт ловкий адвокат и заберёт его с разрешения суда — газеты поднимут шум на всю страну (ведь это всё большие люди) — и что у нас останется? Ничего, даже магнолии, — подытожил он очередной архаичной идиомой.

— Наверное, вы правы. Но что случилось ночью? Газеты довольно туманны.

— Газеты туманны! А я не хочу знать, что случилось ночью? Я знаю лишь то, что они мне рассказали, а я им не верю.

— Пожалуйста, всё-таки расскажите мне.

— Хорошо. Было всё так: сперва ушёл Джексон. Потом вы с Фернессом. Сержант Ватсон устроился на ночь в холле. Кухонная дверь и калитка задней лестницы были заперты. Миссис Хадсон их проверила, а ей я верю. Ридгли и Эванс пошли спать — Боттомли уже был в комнате, а Федерхут отправился в «Ратскеллер». Вскоре Ридгли спешит вниз к Ватсону и сообщает, что его автоматический пистолет украден. Они всё обыскивают и не могут его найти. Это ничего не доказывает — два человека не могут прочесать дом настолько тщательно, чтобы судить наверняка. Затем всё снова стихает. Тем временем, у меня возникает дурацкое предчувствие, и я захожу сюда проверить его. Ватсон говорит мне, что ничего не произошло — заметьте, ничего, за исключением того, что у кого-то есть украденный пистолет. Пока мы говорим, раздаётся выстрел. Я бегу наверх и обнаруживаю Боттомли и Эванса у двери в комнату Ридгли. На полу Ридгли, истекающий кровью. А остальное вы уже прочли в газетах.

— Я думала, — медленно проговорила Морин, — что что-то из этого могло быть плодом воображения репортёра. Но всё было именно так — как в комнате Уорра?

— Всё, — застонал Финч. — На стене кровью написано «RACHE». На деревянной оконной раме царапина. Под окном выброшенный пистолет с привязанной к нему книгой Фернесса. На полу чёрная нарукавная повязка.

— Но в комнате Уорра были ещё какие-то вещи, разве нет? Там был портфель с тем списком цифр.

— Верно. Тут портфеля не было. Как и стеклянного осколка в корзине, если настолько вдаваться в детали. Но всё остальное — то же самое. Ридгли, когда мы нашли его, был без сознания, но, когда его привезли обратно ребята со скорой, он тоже особо помочь не смог. По его словам, всё, что он знает, это что он почти заснул, когда услышал, что дверь его комнаты открывается. Он встал с кровати и увидел, как в комнату входит какая-то фигура. Свет в коридоре ещё горел, а в комнате было темно; так что он мог разглядеть лишь чёрный силуэт. Прежде чем он успел заговорить, тот человек выстрелил. И это последнее, что он знает, или, во всяком случае, последнее, что он рассказывает.

— Думаете, он кого-то покрывает?

— Глупый вопрос номер тридцать семь. Он должен иметь какое-то представление, кто стрелял в него, даже если видел только тень. Он даже не говорит, какого размера была та фигура — по его словам, это мог быть Эванс, или Федерхут, или даже миссис Хадсон. Но, поверьте мне, если он кого-то и покрывает, то не из чистой доброты. Этот малыш знает, что делает; он не бойскаут.

— Вы видели, — нерешительно начала Морин, — были ли на его теле ещё раны?

Финч, улыбаясь, утрамбовывал табак в своём початке.

— Полагаю, юная леди, вы думаете, что это загадочный вопрос. Хотите загадочно держаться с полицией, как все умные героини. Так жаль вас разочаровывать, но другая рана была первым, что пришло в голову полиции. Это схема, сказал

я себе. Он использует алиби из книги — инсценируй нападение на себя, и покажешься невиновным. А если мы заметим, как пистолет выпал из окна, то должны решить, что убийца просто запутался, как было с Уорром. Но! Тут я подумал, ведь он не мог писать кровью на стене после такой раны. Он должен был получить кровь ещё каким-то способом. Так, может быть, есть другая рана? Я прав — вы об этом?

— Да. Только, поверьте, я совсем не пыталась быть умницей. Я просто хотела…

— Знаю. Никогда не видел дела, которое пыталось бы раскрыть столько народу. Ад и Дева Мария, у нас сыщиком-любителем трудится даже наш собственный сотрудник! Все детективы и ни одного подозреваемого, вот что тут происходит.

— Но другая рана была?

— Была. Порез на верхней губе — очень лёгкий. С одной сторон, он вполне мог появиться при бритье. С другой стороны, крови бы хватило. Это «RACHE» было меньше первого и довольно тусклое.

— Тогда он сделал это сам!

— Лошадиные перья! Я тоже так думал, пока не получил медицинское заключение. Никто не мог бы подделать этот выстрел. Он выжил только потому, что пуля соскользнула с ребра. Маленькая доля дюйма в сторону, и итог был бы фатальным. Имитируя выстрел, стреляешь в плечо или ногу; никто не попытается промазать мимо сердца на волосок. Нет, сделавший этот выстрел имел серьёзные намерения.

— Думаю, так и есть, — с сожалением промолвила Морин. — Было бы так просто. И из всех них я предпочла бы убийцей его.

— Он всё ещё может им оказаться. Ведь то, что кто-то пытался убить его, не доказывает, что он невиновен в убийстве Уорра; это значит лишь то, что у нас их, возможно, двое.

— Но, — настаивала Морин, — мужчины не бреются перед сном. Это неестественно. Я наблюдала за братом. Он всегда бреется либо с самого утра, либо перед тем, как выйти куда-то вечером, — иногда оба раза, но это дело он ненавидит. Ему и в голову не придёт бриться перед тем, как лечь спать.

Лейтенант Финч вспоминающе потёр подбородок.

— Подождите, пока он женится, — сказал он. — Подождите, пока выйдете замуж; тогда поймёте, зачем мужчины бреются на ночь.

— Но мистер Ридгли холост. У него не должно быть таких привычек.

Лейтенант Финч встал.

— Знаете, мисс О’Брин, вы, пожалуй, знаете много того, что не стоит знать хорошей девочке; но, думаю, вы всё-таки искренни.

И он удалился.

Глава 19

Главное кушанье за ланчем озадачило Морин. На обоих концах большого блюда лежали горки зелёного горошка и хрустящей жареной лапши, но массу в центре она определить не могла. Это походило на яичницу, но не вполне. Попробовав, она всё ещё была не уверена. По вкусу напоминало валлийского кролика, [110] но не вполне.

110

Валлийский кролик, он же гренки по-валлийски — британское блюдо, состоящее из ломтиков поджаренного хлеба, политых острым соусом на основе сыра.

— Что это? — спросила она, наконец, Джонадаба Эванса. Они ели вдвоём, поскольку миссис Хадсон, цепляясь за классовые различия как за малый остаток прочности посреди хаоса, кормила сержанта Хинкля на кухне.

— Вам нравится? — заботливо осведомился мистер Эванс.

— Очень даже. Так вкусно.

— Я так рад, — он помолчал. — Понимаете — это я сделал.

— Вы?

— Да. Нашлось определённое удовлетворение в том, чтобы что-то сделать. Я терял уверенность в себе. В таком состоянии я часто нахожу целесообразным подтвердить свои способности на кухне, и, поскольку особенно горжусь своим фондю, то попытался его сделать.