Демократы

Есенский Янко

— Вот как? — У Ландика стало проясняться в голове.

— А господа на том собрании притворились глухими, когда я предложил Розвалида. Конкуренция никому не нравится. Всяк хочет быть монополистом. Один Петрович обещал мне переговорить с паном председателем. Наверное, и он ничего не сделает. Пан доктор, не могли бы вы ему напомнить? Петрович пользуется влиянием. В списках он на втором месте. Его наверняка изберут. Он человек отзывчивый, способный на великодушие, тем более что для него это — мизинцем шевельнуть. А? Ну что ему стоит сказать несколько простых, смиренных, трогательных, христианских слов? Или, еще лучше, несколько настойчивых слов и разъяснить: «Розвалид — не предатель; в интересах политики сохранить лучших деятелей

партии, иначе мы потеряем весь округ». Ведь это и в самом деле так. Вы жили в Старом Месте, и вам известны взгляды его жителей. Будьте так добры!

Ландику, когда он услышал имя Петровича, хотелось громко засмеяться, но он успел прикрыть улыбку рукой. Не мог же он разоблачить «дядюшку», снять с него прекрасные одежды и тем разочаровать секретаря! К тому же Ландик не вполне был уверен в правильности своего мнения о дядюшке.

«Девчонка лучше знает отца, — Ландик все не мог простить Желке ее трактирную выходку с «выборами» и злился в душе. — Она говорила, что отец всегда подает нищим, не отказывает в помощи нуждающимся, хотя и ворчит при этом. Яблочко недалеко от яблони укатилось. Отец похож на дочь, дочь — на отца! Флиртует, с кем попало, каждого встречного одаряет улыбкой, пожатием руки, объятьями, — как и со мной, со всеми, наверное, «упражняется», каждому сулит свидание и всех водит за нос! Отвратительно! А домой придет — и недовольна, ворчит на своих поклонников. Льстивый звереныш!»

Ландик вспомнил редактора педагогического журнала. Петрович и этому загорелся помочь, потому что дядюшка из той породы людей, которых хлебом не корми, а дай проявить свое влияние и могущество, и тогда они жаждут утешать и помогать. Естественно, если их расположением кто-то злоупотребит, они досадуют и впредь опасаются, что их обманут и поставят в смешное положение именно те, кому они помогли. Вот Петрович и ворчит, как бы оправдываясь перед своей совестью — мол, я же чуял, что ты прохвост. Влиятельным людям, чтобы не попасть впросак, надо быть начеку. Влияние, авторитет — те же деньги, с ними надо обращаться бережно, не то лишишься и чести, и всего. Желке об этом тоже не мешало бы задуматься!..

— Конечно же, напомню, — пообещал Ландик и даже обрадовался, что сможет чем-то посодействовать земляку. Полтора года назад он обращался с просьбой к Микеске, теперь Микеска просит его. Колесо счастья вертится!

— Не забудьте напомнить и обо мне, — уныло добавил секретарь.

— Не забуду. А вы не забудьте передать привет Аничке.

— Что вы! Не забуду. Приедете? — он подал на прощанье руку.

— Приеду.

«А Желке я припомню, — злорадно подумал Ландик. — Шляется ночью по кабакам, пьянствует с мужчинами — отвратительно! Вот распущенность!» Он обругал пани Людмилу за то, что та не смотрит за дочерью, и, отравив себе настроение мыслью, что он «бедный родственник» и нечего ему соваться в чужие дела, углубился в чтение патриотической газеты «Боевник». Что-то в ней новенького?

Вскоре он уже снова мурлыкал шлягер «Гав, гав!».

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Трижды коллега

Большие рыбы пожирают маленьких, а крупные политические партии поглощают партии помельче. Когда-то райский змей гипнотизировал Еву, соблазняя ее сорвать яблоко и дать Адаму откусить от него, чтобы совратить того с пути истинного; змеи гипнотизируют лягушек до такой степени, что те теряют голову и в замешательстве прыгают прямо в змеиную пасть. В нашем случае лягушка колебалась, но только потому, что змей было две, и лягушка не могла выбрать — чья же пасть лучше?

Беседа адвоката Петровича с маленькой партией радикалов (лягушкой) длилась дольше, чем можно было предположить. Он не мог сказать, как когда-то философ римскому воину: «Noli tangere circulos meos!» [26] ^, {111}

Круги, чертежи портили клерикалы. Развернулась обычная, довольно упорная торговля. Петрович обещал два мандата и двести тысяч на финансирование «Боевника» — политического органа чистейшего радикального патриотизма. Клерикалы предлагали четыре мандата, не навязывая при этом «идеи чехословацкой нации и рурализма {112} , равно как и своих убеждений, что практически вело бы к единообразию в чувствах, мнениях и действиях». Зато клерикалы ничего не желали давать для «Боевника», великодушно предлагая свою большую газету «Самостатность» в полное распоряжение радикалов.

26

«Не трогай круги мои!» (лат.)

111

«Не трогай круги мои!» — слова, с которыми обратился Архимед (287—212 гг. до н. э.) к римскому воину, пытаясь спасти свои чертежи, сделанные на песке, и был при этом убит.

112

Рурализм — консервативное направление в чешской литературе 30-х годов XX века, идеализировавшее деревню; здесь имеются в виду аграрные политические тенденции.

Услышав это, Петрович наклонился к уху руководителя радикальной партии и журнала «Боевник» и высыпал в него еще тридцать тысяч, плюс мандат на право свободной оппозиции против правительства и неограниченные возможности мешать успешному проведению в жизнь закона о дорожном фонде. Радикалам позволялось строптиво утверждать, что Словакия из-за него несет миллионные убытки, что закон о прогрессивном налоге — вопиющая несправедливость, что хлебная монополия стоила Словакии сотню миллионов, что разрыв договора с Венгрией, закрыв путь словацкому лесу за границу, сделал страну нищей, а закон об отсрочке описи и продажи имущества с аукциона в счет недоимок лишает крестьян кредита и равносилен для них самоубийству и т. д. и т. п.

И уже громко, отодвинувшись от уха руководителя радикалов, Петрович сказал:

— Короче: вам будет разрешено безнаказанно избивать зрителей.

— И под ребра? — не поверил представитель партии радикалов.

— Разрешается.

— Клевета?

— Разрешается.

— Деловая критика?

— Даже ругательства.

— Автономия?

— Пожалуйста, пожалуйста. Извольте!

Этого было более чем достаточно. Сделку заключили и спрыснули.

«Лягушка» не выдержала. Прыгнула. На прощание Петрович, понизив голос, заметил вскользь:

— Будьте джентльменами по отношению к нашему вождю. Поверьте, он не меньше вашего патриот.

— Ну, в этом я позволю себе усомниться и даже не согласиться, — насупился патриот.

— Я хотел сказать — такой же, как вы, — поправился Петрович, чтобы не испортить дела.

— Ну-у, — протянул представитель, — не знаю, не знаю!

Когда Петрович отчитывался о результатах переговоров, председатель партии одобрительно похлопал его по плечу:

— Замечательно, пан депутат. Молодцом!

Это был самый подходящий момент для ходатайства. Петрович воспользовался им:

— Пан председатель, у меня к тебе просьба.

— Хоть тысячу.

— Нет, только одна.

— Ну?

— Выставим тридцать шесть кандидатов вместо тридцати пяти.

— Хоть сорок, — снисходительно согласился ликующий председатель, — но в парламент не пройдут и двадцать восемь.

— В этом нет и нужды.

— Кто он?

— Ландик, комиссар политического отдела управления.

— Родственник?