Дети войны
Шрифт:
«Как он?» — спросил сегодня Кори. И добавил потом: «С ним все будет хорошо, мне сказали, что все в порядке». Но я чувствовала его тревогу и не могла успокоиться сама. Люди, лишившие Мельтиара памяти, говорят теперь, что все в порядке?
Но сейчас нельзя думать об этом.
— Тебя заберет машина? — спросила я.
Кори мотнул головой.
— Он переместится сюда и заберет меня.
Я не спросила кто, я знала — это его старшая звезда.
И старшая звезда Мельтиара.
— Когда мы жили в Эджале, он всегда меня забирал, я ждал за городом, —
Я представила его — на окраине Эджаля, на пыльной, еще не преображенной земле. Он стоит под звездным небом, один, — но знает, что мы рядом, что тысячи скрытых сияют в тусклых городах врагов, ждут.
Это видение было таким ярким, что слезы обожгли глаза, горло свело судорогой. Кори возвращается в город, но что ждет его там? Что с ним будет там, на тайном этаже, где сияет свет всех звезд, где забирают память? Я так хотела, чтобы Кори был счастлив, и Коул, и Мельтиар, и все его предвестники, и все звезды, — мы заслужили это, мы победили, почему же кругом столько горя?
Я смогла сдержать слезы и сказала:
— Ты должен поговорить с ним.
Кори кивнул.
Он ушел, а мы с Коулом остались на краю лагеря. Мы стояли молча, держась за руки, пока небо не стало совсем темным и Мельтиар не позвал меня.
21
Под моими руками карта. Она расстелена на столе, мои пальцы касаются береговой линии, движутся на запад, в сторону города.
Горный хребет отсекает пустоши от плодородных земель. Ручьи струятся по склонам, сливаются, превращаясь в могучую реку, она несет свои воды на восток, к морю. Холмы и долины, лесные чащи, луга, где голова кружится от запаха трав. Передо мной весь наш мир.
Не так давно — чуть больше месяца назад — я прикасался к похожей карте. Всматривался в нее столько раз, что запомнил каждый изгиб берега, каждое движение реки. Но та карта, словно оспинами, была покрыта городами и селениями врагов.
Мы втроем стоим над очертаниями мира. Напротив меня Аянар, — держит в руках полупрозрачные разноцветные камешки, раскладывает их на карте, неторопливо и аккуратно. Я знаю — это места, где живут теперь наши звезды, и цвет каждого камня — это цвет сектора.
Рядом со мной Эркинар. Его глаза закрыты, он вслушивается в голоса видений и снов.
Над нами разноцветные своды шатра. Дверной полог откинут, часть стен поднята, подвязана, как паруса на реях. Солнце сияет на ярких подушках, на серебряных цепочках в волосах Эркинара, искрится на камешках в ладонях Аянара. Утренний воздух течет прохладой, звенит голосами птиц и шумом лагеря.
Я хмурюсь, глядя на карту. На ней лишь два черных камня, — один неподалеку от побережья, где мы сейчас, второй — там, где лагерь моих младших звезд. Лишь единицы остались в городе и в других частях мира.
— Нет, — говорю я. — Город не должен оставаться незащищенным. Туда
Я показываю, и Аянар кивает, выкладывает черные камешки на карту. Я закрываю глаза на миг. Я забылся, лидер не я, а он, нельзя так разговаривать с ним. Но Аянар спокоен, — кладет последний камень на дальний берег, смотрит на меня вопросительно.
Что ж, он хотел, чтобы я помогал ему.
Но я скоро отправлюсь в море. Мир не будет беззащитным, — почти все мои предвестники останутся здесь, их оружие еще помнит жар битвы, машины готовы взмыть в небо. Но кто отдаст приказ, когда я буду далеко?
Я связан со своими звездами, они связаны со мной. Ничто, даже море, не должно заглушить мой голос, — в любой миг я смогу позвать оставшихся в нашем мире. Смогу узнать, что происходит здесь, и, если дома случится беда, вернусь.
Я оборачиваюсь к Эркинару. Его глаза движутся под закрытыми веками, и мне кажется — если прислушаюсь, — уловлю отголоски видений. Но я слышу лишь гул лагеря и шепот ветра — карта вторит, ее края загибаются, шуршат.
— Что ты видишь? — спрашиваю я у Эркинара. — Наш мир в безопасности?
Эркинар медленно кивает, открывает глаза.
— Да, — говорит он. Его взгляд все еще далекий и темный, зрачки неразличимы. — Никто не приплывет ни в ближайшие месяцы, ни в ближайшие годы. Никто не нападет.
Это значит — я могу быть спокоен, могу плыть. Но месяцы и годы — такой краткий срок. Мы сражались не для того, чтобы стать свободными лишь на месяцы или годы. Мы воевали, чтобы вернуть свой мир — навсегда.
Солнце льется сквозь цветные своды, но по ту сторону ярких полотен, по ту сторону осеннего ветра и небесной синевы, — я вижу багровый свет. Звезда, носящая мое имя, пылает, взывает ко мне. И я отвечаю ей.
Безмолвно, я обещаю: Никто больше не сумеет завоевать нас, никогда. Мы уничтожим любых врагов, кем бы они ни были, где бы они ни были.
Может быть, для этого я должен плыть за море? Может быть, для этого нам нужна флейта?
Словно повторяя мои мысли, Аянар спрашивает:
— Только месяцы и годы? А после?
Эркинар качает головой.
— Слишком много путей, — говорит он. — Все зависит от нас.
Когда мы выходим из шатра — солнце уже в зените. Аянар исчезает среди своих предвестников, среди яркой одежды и волн преображения. Эркинар шагает рядом со мной.
Я чувствую его взгляд, — ищущий и беспокойный, как в тот день, когда он встретил меня здесь, в лагере, и сказал: «Прости меня».
Теперь я знаю, за что ты просил прощения, Эркинар.
Я стараюсь не сердится на него, но обида тлеет, словно угли, стена спокойствия трескается, не может устоять. Не хочу думать об этом — сейчас не время, у меня столько дел, — но вновь тянусь в глубину души, пытаюсь заглянуть за завесу беспамятства. Я чувствую — она стала прозрачной или исчезла вовсе, но я все еще не могу дотронуться до забытых воспоминаний.