Девственница

Райз Тиффани

– Через пару дней все было в порядке. Сильные судороги, вот и все. Женщины привыкли к ним.
– Она пожала плечами. Прошлое осталось в прошлом. Она все еще помнила эту боль, но не было причин рассказывать Кингсли, насколько хорошо она ее помнила.

– Нам с тобой следовало быть более осторожными, - сказал Кингсли.

– Мы были связаны жидкостью. Это то, что мы делаем. И этот риск мы берем на себя, - ответила Норм.
– Я не виню тебя. Или себя. Уже нет. Неурядицы случаются, верно?

– Мне жаль, что ты прошла через

это в одиночку, - сказал Кингсли.
– Я давно должен был это сказать.

Она улыбнулась ему, благодарная за эти слова.

– Ты хотел детей, и я знала об этом. Это было бы слишком по-садистски, даже для меня, заставить тебя держать меня за руку в течение всего процесса.

– Я думал...
– Начал Кингсли и остановился.

– Продолжай, - вмешался Сорен.
– Наконец-то мы об этом заговорили. Продолжай.

– Я думал, что потерял свой единственный шанс стать отцом, - признался Кингсли.
– Я убедил себя в этом, вот почему я не был рядом с тобой так, как должен был быть.

– Ты сделал все, что мог.
– Нора вытянула ногу и прикоснулась пальчиками к Кингсли.
– Мы оба.

– Я нет, - вмешался Сорен.

– Ты был в Риме.
– Она повернулась и посмотрела на него.
– Ты ничего не мог сделать.

– В какой-то момент я сделал что-то не так. Если бы не сделал, ты бы не побоялась рассказать мне, - ответил Сорен.

– Я не боялась рассказать тебе, - ответила Нора, не совсем честно.
– Я не хотела впутывать тебя в это. И не хотела ни с кем говорить. Как только я узнала, я поняла, что нужно было сделать. Не было причин обсуждать это.

– За исключением того, что ты принадлежала мне, и ты переживала трудные времена, - сказал он.
– Я бы хотел быть рядом.

– А я бы предпочла уединиться, - ответила она.

Сорен взял ее за руку и поцеловал тыльную сторону ладони. Его способ сказать: "Ты выиграла этот раунд".

– Это был ты, верно?
– Спросила Нора.
– Мотоцикл, который я слышала?

– Да.
– Он пристально посмотрел на нее, словно пытаясь увидеть ту женщину, которой она когда-то была, и примирить ее с женщиной, стоящей перед ним.

– Почему ты приехал ко мне?
– спросила она.

– Я должен был, - просто ответил он.
– Если был малейший шанс, любой шанс, что я смогу поговорить с тобой или увидеть, я должен был им воспользоваться.

– Откуда ты узнал, где я?
– спросила она.
– Я уехала одним днем, а следующей ночью ты нашел меня.

– Я знал, куда ты пойдешь, потому что ты сделала то, что я бы сделал на твоем месте, - ответил Сорен.
– Если бы я был напуган и испытывал боль и был в бегах.

– Ты бы ушел в монастырь?
– спросила она, улыбаясь этой мысли.

Сорен улыбнулся.

– Нет. К маме.

– Мне бы очень хотелось отправиться в дом твоей мамы, - сказала Нора и посмотрела на Кингсли, который весьма пристально наблюдал за ними. Первым ее

инстинктом было уехать из страны и спрятаться в доме Гизелы в Дании. Она сразу же его отвергла.

– Она бы приняла тебя, - сказал Сорен.
– Ты знаешь, как сильно она тебя любила. И не важно, что я священник. Она считала нас мужем и женой.

– Знаю. И знаю, что она бы хорошо позаботилась обо мне, - ответила Нора, и тысяча воспоминаний о матери Сорена всплыли в голове. Ее пышные оладьи, которые она пекла зимой. Слушать как она и Сорен играли на рояле. Долгие разговоры с ней, пока Сорен на улице играл с племянницами. Нора чувствовала, как Гизела хотела, чтобы Сорен оставил священничество, женился и завел детей, но никогда не говорила об этом ни слова. Его мать уважала их совместную жизнь, их выбор, даже все риски, которые они брали на себя. И Нора любила ее за то, что она не пыталась изменить их обоих.

– Возможно, ты была бы счастливее с моей матерью, чем со своей, - сказал Сорен, зная, насколько напряженными были ее отношения со своей матерью. Напряженными до того дня, когда мама Норы умерла два года назад.

– Возможно. Но я любила твою маму слишком сильно, чтобы заставлять ее выбирать между своим единственным сыном и мной. Это было бы нечестно по отношению к ней, - ответила Нора.

– Учитывая то, как я вел себя той ночью, можно с уверенностью сказать, что она встала бы на твою сторону, - ответил Сорен. Нора гадала, как бы изменилась ее жизнь, если бы она решила бежать к маме Сорена, а не к своей. Тот год в монастыре мамы изменил все, а если бы она поехала к Гизеле, она бы, скорее всего, вернулась к Сорену через неделю в качестве его сабмиссива. – Он встал на твою сторону против меня, - Сорен кивнул в сторону Кингсли.

– Ты не можешь меня осуждать, - сказал Кингсли без малейшего намека на раскаяние.
– Ты облажался, а я хотел вырвать тебе сердце голыми руками. Как приятно говорить это вслух.

Нора усмехнулась, и, к удивлению, Сорен сделал то же самое.

– Я и тобой был не очень доволен, - сказал Сорен.
– Ты уехал, не сказав ни слова. Никому не сказал, куда отправился, даже Каллиопе.

– В этом и был смысл, - ответил Кингсли, перекатываясь на спину.
– Как я мог сказать кому-то, куда уезжаю, если сам не знал куда направляюсь? Я добрался до аэропорта и купил билет на ближайший международный рейс.

– И куда же ты полетел?
– спросила Нора.

– Греция, - ответил Кингсли.
– Затем Япония. Месяц провел к Гонконге, месяц в Новой Зеландии. Новая Зеландия подарила мне островную лихорадку. Затем Филиппины, и после них французские Карибские острова.

– А я тем временем была в монастыре на севере Нью-Йорка. Следующий раз, когда решу покинуть город, я поеду в твое туристическое агентство, Кинг, - ответила она.

– Больше никаких побегов, - сказал Сорен. Нора переползла кровать и поцеловала его.