Девственница
Шрифт:
– Больше никогда, обещаю, - ответила она, с уверенностью в каждом слове. Они снова поцеловались, и Сорен положил ладонь на ее шею, прижимаясь к ее ошейнику, чтобы она ощутила его на горле. Она не хотела говорить о том годе, но теперь, когда они открыли ящик Пандоры, ей стало легче, словно последняя и окончательная стена между ними тремя наконец рухнула. Им стоило выговориться много лет назад. Они с Кингсли никогда не говорили о той прерванной беременности, но Сорен был прав, как и всегда. Неведение не было блаженным. Неведение было трусостью.
– Прекрати целовать его, -
– Переходи уже к той чертовой монашке.
Нора повернула голову и сердито посмотрела на Кингсли.
– Я расскажу тебе о моей первой ночи с Джульеттой, если ты расскажешь мне о своей монахине. История хороша, - продолжил Кингсли.
– Договорились?
– Честная сделка, - ответила Нора, и протянула ему руку. Кингсли пожал ее.
– Но моя монахиня не появлялась около восьми месяцев. Дай-ка подумать, приехала я в июне. Была почти весна, когда я первый раз увидела ее.
– Тогда же я познакомился с Джульеттой. В феврале на пляже Гаити. Не помню дня недели, но помню был День Святого Валентина. Кто-то сказал мне об этом.
– Он усмехнулся чему-то, но не сказал, чему именно.
– Начинай ты, - сказала Нора, перелезая через Сорена и вставая с кровати.
– А я открою бутылку вина.
– Мы храним его для приема гостей, - напомнил ей Кингсли.
– Если эта гроза не прекратится, мы все утонем к утру и все вино испортится.
– Хорошая точка зрения, Элли, - ответил Кингсли.
– Я выпью из большого бокала. У меня будут проблемы с Джулс, когда она узнает, что я прячусь от нее. И, скорее всего, будут проблемы из-за алкоголя.
– С чего бы ей злиться на тебя за то, что ты пьешь?
– спросила Нора.
Кингсли широко улыбнулся.
– Потому что ей нельзя пить следующие семь месяцев, опять.
Нора чуть не выронила бутылку вина.
– Джульетта беременна?
– спросила Нора.
Кингсли прижал палец к губам.
– Теперь об этом знаете только вы двое.
Нора подбежала к Кингсли и обняла его.
– Ах ты шлюшка, - сказала она, целуя его в обе щеки.
– Она хотела двоих, - ответил Кингсли.
– И le pr^etre не кажется удивленным.
– Я пытаюсь изобразить удивление, - ответил Сорен с хитрой улыбкой.
– Ты знал?
– спросила Нора.
– Мы с Джульеттой недавно работали над кое-чем. У нее закружилась голова, и она чуть не упала в обморок. Она рассказала, почему чувствует себя не очень хорошо, в обмен не вызывать скорую.
– И ты мне ничего не сказал?
– спросила Нора, схватив его за ворот рубашки и щелкая его по носу.
– Ты придурок.
– Я священник. Хранить секреты - моя работа, - напомнил он ей, убирая ее руки со своей рубашки и целуя их. Он перевел взгляд с нее на Кингсли.
– Я очень рад за тебя. И рад, что ты, наконец, сказал что-то, чтобы я мог сказать тебе об этом.
– Ты счастлив?
– спросила Нора Кингсли, уже зная его ответ.
– Папа католик?
– спросил Кингсли.
– Папа Франциск иезуит, - ответил Сорен.
– И католик, - добавил Кингсли.
– В том, чтобы быть иезуитом есть свои преимущества, - сказал Сорен.
Нора
– Типично. Как типично.
Сорен выбрался из постели и встал перед Кингсли. Он обнял Кингсли сзади за шею, наклонился и поцеловал его. Нора отвернулась за вином, оставляя их наедине. Она разлила «Сира» в три шикарных бокала. Один она вручила Кингсли, второй Сорену, а третий оставила себе.
– Когда собираешься сказать Нико, что он снова станет братом?
– спросила Нора, снова ложась на кровать и стараясь не пролить вино на простыни. Они уже испытывали свою удачу в игре с огнем и очень влажным сексом. Если ей удастся вернуть депозит за комнату, это будет чудом.
– Скоро, - ответил Кингсли.
– А теперь, когда вы знаете, я позвоню ему завтра. Думаешь, он будет счастлив?
– В восторге и умиротворении, - ответила Нора.
– Чем больше у тебя детей, тем меньше он хочет иметь своих. Он уже сделал Селесту законной наследницей своей винокурни. Но только не говори ей об этом. Ей всего три года, но я вижу, как она пытается совершить переворот.
– Я рад, что в ближайшее время мне не придется беспокоиться о том, чтобы стать дедушкой, - сказал Кингсли и подмигнул ей. Он положил подушку под спину, вытянул ноги и скрестил их в лодыжках. У него были ноги профессионального футболиста, которые килт обнажал с удивительной эффектностью. Неудивительно, что Джульетта с ее фетишем и гормонами, связанными с беременностью, не слазила с него последние два дня.
– От меня ни единого шанса, - сказала Нора.
– За доктора Хелен Фабер.
– Она и Кингсли чокнулись бокалами, что, скорее всего, было первый раз в истории, когда двое пили за женскую стерилизацию. Но опять же, других Кингсли и Норы в истории нет. С учетом того, что они пережили вместе, у них было два выбора - ненавидеть друг друга или любить. Они были так похожи, что ненавидеть друг друга было бы все равно что ненавидеть самих себя. И оба они были слишком самонадеянны для подобной ерунды.
Поэтому они выбрали любовь.
– Я должен поблагодарить тебя за моих детей, - сказал Кингсли, указывая на нее бокалом.
– За двоих и одну треть из них.
– И почему это?
– Я бы никогда не узнал о Нико, если бы не ты. Я бы никогда не встретил Джульетту, если бы ты не ушла от него.
– Он указал на Сорена.
– А мне не достанется похвалы?
– спросил Сорен.
– Oui, ты получаешь все заслуги за то, что был таким огромным мудаком, что ни один из нас не хотел видеть тебя целый год.
– Спасибо, - ответил Сорен, поднимая свой бокал.
– Похвала там, где она нужна.
– Ты знал, что Джульетта станет матерью твоих детей, когда ты познакомился с ней?
– спросила Нора.
– Как раз наоборот, - ответил Кингсли.
– Я думал, что она будет ужасной матерью, когда увидел ее. В свою защиту скажу, она оскорбляла детей. В ее защиту - они это заслужили.
– Неудивительно, что Джульетта не рассказала мне о том, как вы познакомились, - сказала Нора, снова натягивая на себя простыни. Она крепко прижалась к Сорену, наслаждаясь его теплом и близостью.