Девушка с экрана. История экстремальной любви
Шрифт:
— Я правда, Алешенька, раздета.
— Так это твоя коронка. И лучший удар.
Она псевдосмущенно улыбается:
— Я тебе нравлюсь, когда я обнаженная?
— Ты хочешь это при детях обсуждать?
Детишки бьются на скамейке за какую-то травинку, которая им обоим не нужна.
Вечером мы отвозим их домой в Нью-Джерси (она не верит, что это мой дом, бывший) и, вернувшись, всю ночь занимаемся любовью.
Просыпаемся в одиннадцать утра, и она говорит: — Алеша, я должна сегодня купить
Еще с прошлого приезда она прожужжала мне все уши, что ей хочется обтягивающий комбинезон.
Мы едем с ней в разные магазины. Она хочет непременно черный и без рукавов. Два дня уходит на то, чтобы найти нужный цвет и фасон. Я плачу за покупку, она счастлива и хлопает в ладоши. Комбинезон так рельефно облегает ее, подчеркивая все части тела, как будто это ее вторая кожа…
— Как ты будешь выходить в этом на улицу?
— Только с тобой, любовь моя. Только с тобой!
У нее потрясающая талия и очень стройная фигура.
— Представляю фурор, который вы произведете на улицах Москвы.
— Я хочу выглядеть красивой только для тебя, мой принц!
Свежо предание.
— Я думаю, вы долго решали проблему, как сделать так, чтобы на улице, как и на сцене и на экране, все видели вас — голой, но только одетой. И решили!..
Она сексуально улыбается. К вечеру актриса надевает комбинезон, и мы выходим в город. На авансцену!
Я в кошмарном сне не представлял, что такое может твориться, — Нью-Йорк ничем не удивишь! Но она удивила: люди переходили с другой стороны Бродвея, чтобы посмотреть на ее фигуру в обтягивающем комбинезоне. Каждый мужик буквально вперивался взглядом в ее вычерченный лобок. Какая тут Москва, вся улица была наэлектризована — в Нью-Йорке!
— Алешенька, почему они все так смотрят?
— Угадай!
— Я не знаю… я смущаюсь.
— Идет русская кино…звезда (я чуть не сказал другое слово), прилетевшая из-за океана. Такого они еще никогда не видели. В американской провинции!
Все мужчины оглядываются, нам пересекают дорогу, за нами идут, но не обгоняя. По-моему, актриса совершенно довольна, но не выдает себя.
Поздний ужин с шампанским, за длинным столом. Я достаю две коробочки и протягиваю их Арине.
— Какие часы вам больше нравятся?
Она открывает. Обе пары «Картье», одни квадратной формы, другие круглой. Она меряет их на разные руки и не знает, глаза разбегаются. Она перевозбуждена, взгляд переходит с одной руки на другую, пока после мучительных раздумий она не останавливается на круглых. Потом с сожалением снимает их с руки.
— А это кому?
— Вам в подарок, по случаю приезда и весны.
Ой, Алешенька, я не верю, это ж так дорого! — она душит меня в объятиях своими нежными руками.
— А чтобы не мучались, вторая пара тоже вам:
Она бросается мне на шею и зацеловывает лицо.
Спасибо, мой любимый! Они мне так безумно нравятся! А они настоящие?
— Разве сие так важно?
— Ну скажи!
— Настоящие стоили бы тысяч восемнадцать долларов. Это очень хорошие копии, которые контрабандой делают в…
— Алешенька, а можно я в двух похожу?
— Ты владелица.
— Ты мой бог, Алешенька, спасибо!
Мы пьем шампанское… за ее комбинезон, и она, расстегнув мою молнию, целует его шампанскими губами.
— Вы хотите мне сделать фелляцию?
— Что это значит?
— Минет.
— Ой, какое прекрасное слово, я теперь буду называть его фелацио. Мой несравненный фелацио!
Она пробует нареченное имя на губах, а потом пробует носителя имени, делая фелляцию моему фелацио.
Два дня продолжалась идиллия (после подарков), а потом началась такая Ариночка, о существовании которой я даже не знал.
— Я устала сидеть дома и ждать, пока ты вернешься с работы.
— Ходи, гуляй, смотри Нью-Йорк.
— Я все видела, у меня нет денег на выходы.
— Я дам тебе денег.
— У тебя их тоже нет. Если тебе верить, то все высосали суды и адвокаты.
Я пристально смотрю на нее.
— Но я тебе не верю, ни одному твоему слову!
— Тогда пошла к черту. — Я хлопаю дверью и сажусь в спальне за подобие письменного стола. Только б не сорваться, только б не сорваться!
Дверь тут же распахивается, она стоит, уперев руки в бока.
— Мне нечего носить, я сколько раз говорила! Тебе начихать…
— Я не твой муж, говори ему.
— Ты мой любовник, я сплю только с тобой, а тебе все до лампочки, тебя ничего не волнует.
— У тебя есть красивые вещи, я покупал их в прошлый раз, где они?
Два платья, клешеная юбка, костюм с шортами. Что-то еще.
— Я не могу ходить в одном и том же годы, они уже не модны.
— Два месяца спустя? Или продали все?
— Кое-что. А на что прикажешь мне жить? Как платить за телефонные разговоры? Тебя же это не волнует, тебя ничего не волнует. Я должна выкручиваться сама.
— Если вся мораль сводится к деньгам, скажи — сколько, я займу и дам вам.
— Ничего мне от тебя не надо, раз ты не помнишь своих обещаний!
— Каких обещаний? Что ты мелешь, я всегда выполняю каждое свое слово.
— Врешь ты все. И вообще…
— Не говори это гадкое, уличное словцо. Не выводи меня, потом оба пожалеем…
— Конечно, ты все врешь и всегда. Скажи, сколько у тебя здесь было женщин в мое отсутствие?
Она легко переходила с одной скандальной темы на другую. Как пианист по клавиатуре.